Из истории
Новый 1913 год почти не отличался от Нового 1912 года.
Все те же самовары да редкие автомобили.
И Санкт-Петербург был все тем же столичным городом. Открыли первую в городе световую рекламу. Провели первый матч по футболу между сборными Питера и Москвы (Питер выиграл!). Несколько роскошных дворцов построили. Несколько роскошных дворцов уничтожил пожар.
Игрушки по-прежнему мастерили вручную или в небольших мастерских.
А в общем — год как год.
И никто в России не догадывался, что наступает не просто 1913 год, а последний спокойный год в жизни империи…
Прошел год, но дети ничего не забыли. Просто непонятно, почему взрослые считают, что дети так быстро все забывают.
Нет, они забывают, конечно, всякую ерунду — как держать вилку или вернуться домой до темноты — но важные вещи они помнят очень крепко.
Еще за две недели до Рождества племянница Таня, дочь сестры Веры, отловила дядю Сережу, который пришел в гости, загнала его в угол и спросила:
— Ты про куклу не забыл?
— Куклу? — удивился дядя Сережа.
Что еще раз доказывает: это взрослые все забывают, а на детей сваливают. Таня терпеливо вздохнула:
— Ну куклу. Ты в прошлом году обещал. Большая, с меня ростом. Глаза закрываются, руки-ноги гнутся. И обязательно с сиреневыми волосами.
— А-а-а, припоминаю. Только волосы, кажется, малиновые?
— Это в прошлом году малиновые были, а теперь мне нужны сиреневые. Я же выросла, понимаешь?
Дядя Сережа понимал.
— Это я тебя проверял, — сказал он. — А так я все помню.
Таня недоверчиво скривила губки.
— Ничего ты не помнишь, — заявила она. — Я тебе на бумажке запишу.
И она тут же, не сходя с места, написала на бумажке, которую вытребовала у дяди Сережи: «Дѣвочка съ сиреневыми волосами!»
Судя по всему, Таня не стала делать секрета из разговора с дядей. Очень скоро все племянники — кто печатными буквами, а кто и каллиграфическим гимназическим почерком — написали заказы и вручили их Сергею Ивановичу.
Однажды вечером он разложил их на столе и принялся изучать.
— «Коник, на котором можно качаться»… Это легко… «Солдатики-гренадеры, как у Никитки»… Что за Никитка? Соседский, что ли? Ладно, разберемся…
Подошла Маша, обняла его за шею и поцеловала в макушку. Муж только потерся щекой и продолжил ревизию.
— Маш, — сказал он, — ты не видела нигде большую куклу, аршина полтора, и чтобы волосы сиреневые?
— А такие бывают?
— Конечно, — Сергей Иванович взял записочку в руки, помял ее… и вдруг кукла стала перед ним, как настоящая!
Точно так же, как давеча, перед прошлым Рождеством, увидел Сергей Иванович Наташину мечту во всех деталях: ее румяные щечки, нестерпимо синие глаза-пуговички, бантик рта, сиреневая копна волос и какое-то умопомрачительное платье. Платье было самым чудесным в этой картине: все блестящее, переливающееся, с ярким бантом, тонким серебряным пояском.
— Ух ты! — сказал Сергей Иванович шепотом.
— Увидел? — тоже шепотом спросила Маша.
— Да.
— Значит, есть такая кукла. И под елкой она непременно окажется.
Непонятно, с чего так сказала Маша. Надо было бы ей не поверить, посмеяться, а завтра помчаться по магазинам, но Сергей Иванович отчего-то знал: права его любимая жена. Через неделю именно ее найдет Таня под елкой.
Сергей Иванович поцеловал руку Маше и глянул ей в глаза. А Маша погладила его по голове и спросила:
— Ну, что там дальше?
Сергей Иванович взял следующую записочку и даже зажмурился — целый полк оловянных гренадеров, сверкая примкнутыми багинетами, явился его взору…
* * *
Сочельник Морозовы справляли как положено, посемейному, вдвоем. Маша напекла невероятное количество пирожков и с рыбой, и с кашей, были на столе и заливная рыба, и вареники с капустой. Стояла кутья из риса с изюмом, компот из сушеных фруктов и клюквенный кисель. А еще горячие, подрумяненные ватрушки с мармеладом.
