Им удалось найти переехавший пожарный штаб и доставить сообщение. Аварийные службы теперь охватил дух оцепенелой решимости. Они работали яростно, но вслепую. Донесения уже были почти не нужны. Никто не прекращал работу, но было ощущение, что планирование, стратегия, координация в этих обстоятельствах бесполезны. Нужно было лишь тушить пожары и переносить раненых. И они пошли обратно в командный пункт – узнать, могут ли чем помочь.
Они шли, и Кэсси снова услышала, как хлопают кожаные крылья, а один из воздушных мучителей с лязгом ударил ее по каске.
– У меня мурашки от них по коже, – сказала она.
– От кого?
Сначала она подумала, что к ней вернулся слух, но, кажется, это она просто лучше стала чувствовать Майкла. Он заговорил, и она услышала его слова еще до того, как зашевелились его губы.
– От этих летучих тварей – слышишь, трепыхаются вокруг?
Майкл напряг слух. Тридцатифутовое пламя высветило испарину на его лице.
– Вот! Слышал?
Майкл показал на кусок лежавшего на земле дымившегося металла.
– Осколки. Об землю шмякаются. От наших же зениток. Как ты думаешь, куда деваются снаряды после того, как разорвутся?
Кэсси почувствовала себя тупицей.
Мимо них стрелой пролетел человек, у которого горели волосы. Он свернул в боковую улицу.
Всю ночь они вместе бегом разносили донесения для командного пункта. Их угостили чаем и сигаретами, заставили минут десять отдохнуть. Один работник отвел Кэсси в сторону.
– Как ты? – Его Кэсси слышала лучше, чем Майкла.
– Мы – нормально.
– Мы?
– Да.
– Ты, кажется, не в себе.
– Ну, мы все не в себе.
– Твоя правда. Но пусть тебя кто-нибудь посмотрит, если будет возможность.
До них дошли известия о потерях города. Сотни убитых. Несметное число раненых. Разрушенная библиотека, сгоревшие церкви, уничтоженные магазины, вдребезги разлетевшиеся памятники. У города вырвали историю, как коренной зуб. Через семь часов после начала налет все еще продолжался. Подсчитали, что немецкие самолеты успели вернуться на базы, загрузиться и прилететь обратно.
Когда они снова вышли, было ясно, что делать больше нечего. Заторы на дорогах преграждали путь машинам скорой помощи. Пожарные остались без воды. Автобусы и легковые автомобили разбросало по улицам, как игрушки. На Кросс-Чипинг лежали тела полицейских, в переулке Пеппер-лейн – убитый мальчик-связной. Их пришлось так и оставить. Пожары сходились с разных концов улиц, как театральный занавес в конце жуткого спектакля. Жар высасывал из воздуха кислород, от этого во рту был привкус золы, строительной пыли и древесного угля. Пахло канализацией, разложением. Среди развороченных камней с писком бегали крысы. Здания все еще горели. Ковентри хотели стереть с лица земли. Даже зенитки почти смолкли.
– Почему пушки не стреляют? – спросила Кэсси у Майкла.
– Снаряды кончились, – кажется, ответил он ей.
– Собьем один, а, Майкл? Нацистский самолет? Ты и я? Мы сможем!
– Ты с ума сошла, Кэсси.
– Ты мне веришь?
– Вроде да.
– Тогда держись за руку и пошли.
Она повела его по Кук-лейн на Прайори-роу в опасной близости от горящего собора. Все попытки потушить в нем пожар были брошены, крыша рухнула целиком. Лишь дымился готический остов – рубин бьющегося адского пламени. Там, где полтысячелетия с надеждой возносились молитвы, теперь дымилось пекло. Но башня и шпиль не пострадали. Только дверь в башню сгорела. Кэсси движением головы поманила его внутрь.
Майкл усмехнулся:
– Только не туда.
– Это самое безопасное место в городе, – сказалa она. – Потому-то оно и уцелело. Поверь мне, Майкл. Больше всего на свете мне нужно, чтоб ты мне верил.
Она взяла его за руку и потащила к основанию остроконечной башни. Хотя здесь не было густого дыма и тлеющего огня, захвативших остальную часть собора, войти туда было все равно что влезть в печь. Башня словно превратилась в дымоход, она засасывала жар вверх, но когда они прошли по нескольким виткам лестницы, из открытых окон световых шахт хлынула восходящая тяга, и стало прохладнее. Вместе они взобрались по ста восьмидесяти отдающимся эхом каменным ступенькам винтовой лестницы.
Они ступили на парапет башни, и ветер распустил у Кэсси волосы. Тут она поняла, какой же холодный был вечер, – это бушевавший внизу пожар превратил город в печь. Небо над их головами накалилось до ржаво-красного цвета. Она просунула голову между зубцами остроконечной готической башни и посмотрела вниз.
