Что касается нашей личной памяти, я нахожусь по другую сторону баррикад. Как человек, чья идентичность построена на органической памяти, я обеспокоен возможным устранением субъективности в наших воспоминаниях. Я привык считать, что для личностей может быть важным рассказывать истории о себе, ценным так, как не может быть для культур, но я продукт своего времени, а времена меняются. Мы не можем предотвратить наступление эры цифровой памяти, так же как неграмотные культуры не могли остановить прибытие письменности, поэтому лучшее, что я могу сделать, — это увидеть и в этом что-то положительное.
И думаю, я нашел реальное преимущество цифровой памяти. Суть не в том, чтобы доказать свою правоту; суть в том, чтобы признать свою ошибку.
Потому что все мы когда-то совершали ошибки, связанные с жестокостью или лицемерием, и мы забыли большинство таких случаев. То есть мы на самом деле не знаем самих себя. О каком понимании я имею право говорить, если не могу доверять собственной памяти? А вы? Наверно, думаете, что хотя ваша память не идеальна, вы никогда не были замешаны в пересмотре своего прошлого настолько сильно, как я. Но я был так же уверен, как и вы, и я ошибался. Можете сказать «Я знаю, что не идеален. Я совершал ошибки». Я здесь чтобы сказать, что вы сделали больше, чем думаете, что некоторые из основных предположений, на которых построена ваша самооценка, — на самом деле ложь. Проведите некоторое время с «Рэмем», и вы узнаете правду.
Но я рекомендую «Рэмем» не только ради позорных напоминаний, которые обеспечивает ваше прошлое, а для того, чтобы в будущем избежать потребности в них. Органическая память позволила мне создать оправдательный рассказ о моих отцовских заслугах, но используя в будущем цифровую память, я надеюсь избежать подобного. Правда о моем поведении не будет представлена кем-то другим, что заставит меня защищаться; она даже не стала чем-то вроде личного потрясения, подталкивающего к переоценке ценностей. Прежде всего, с «Рэмем», показывающей неприукрашенные факты, мое представление о себе никогда не уйдет слишком далеко от правды.
Из-за цифровой памяти мы не перестанем рассказывать о себе истории. Как я уже говорил, мы все состоим из историй, и ничто этого не изменит. Что сделает цифровая память, так это превратит наши истории из сочинений, подчеркивающих в нас лучшее и замалчивающих худшее, в другие, которые (я надеюсь) признают нашу подверженность ошибкам и сделают нас более терпимыми к чужим ошибкам.
Николь с таким же успехом начала использовать «Рэмем», и обнаружила, что ее воспоминания событий тоже не идеальны. Она не простила моего отношения к ней — и правильно, ведь ее проступки были несерьезными по сравнению с моими — но это смягчило ее злость за мою забывчивость, так как она поняла, что забывают все. И я с удивлением признаю, что именно такой сценарий и предсказывала Эрика Мейерс, когда говорила о влиянии «Рэмем» на человеческие отношения.
Это не значит, что я изменил мнение о темных сторонах цифровой памяти; их много, и люди должны о них знать. Я просто не думаю, что могу дальше объективно обсуждать это. Я забросил статью о протезах памяти, которую планировал написать; оставил исследование, которое делал для коллеги, и она написала хорошую статью о всех «за» и «против» «Рэмем», беспристрастно, без самоанализа и опасений, которые пропитали бы все, что я написал. Вместо статьи я написал это.
То, что я рассказал о тивах, основана на реальных событиях, но не документально. В 1941 году между тивам действительно был спор о том, с кем должен объединиться клан Шанги, ведь были различные заявления о происхождении его основателя, и административные записи на самом деле показали, что мнение старейшин клана о собственной генеалогии со временем изменялось. Но многие из описанных деталей вымышлены. Реальные события были более сложными и менее драматичными, какими всегда и бывают реальные события, поэтому я позволил себе некоторые вольности для улучшения повествования. Я придумал историю, чтобы показать правду. Признаю в этом противоречие.
