***
Парус болтался, словно тряпка, то колыхался, то провисал, вселяя в плывущих невесёлые мысли. На море стоял штиль, и гребцы, изрядно притомившиеся, недобро поглядывали на прозрачное небо.
– Хоть бы тучка какая выползла, – рыжебородый мужик потянулся, распрямил спину и вновь налёг на рукоять весла.
Его сосед – молодой красномордый детина, глянул на опустевшие бочки и недовольно проворчал:
– Вода вышла, два дня уж в брюхе урчит, ещё немного и совсем сил не останется.
– И зачем Плоскиня велел парус поднять? Нет же ветра, – продолжил рыжебородый. Сидевшие рядом повернули головы и уставились на рослого мужика, стоявшего на корме. Кормчий – длинный как жердь, пристально разглядывал облака.
– Раз велел, значит неспроста, – встрял в беседу третий гребец. – Плоскиня мореход бывалый, каждый год по здешним водам ходит. Вы бы трепались меньше, да дело своё делали.
– А мы, что ж, не делаем!? Спины затекли, руки стёрты, – вспыхнул красномордый.
Рыжий сосед ткнул здоровяка локтем, тот умолк. Из-под навеса, установленного перед вёсельными скамьями, выбрался молодой мужчина: лет тридцати, в расшитой шёлковой сорочке и мягких кожаных сапожках он заметно отличался от одетых в простые рубахи гребцов. Мужчина бегло глянул на притихших мореходов и поманил кормчего. Рослый Плоскиня протиснулся меж гребцами, раскланялся и принялся что-то объяснять богатому путешественнику. Мужчина в дорогой рубахе равнодушно поглядывал вверх. Над кораблём парили чайки, облака ползли медленно и вяло.
– Ишь, как перед княжичем выслуживается, – зло буркнул красномордый.
Его сосед не ответил и лишь сильней сжал губы. Остальные гребцы тоже молчали. Княжич махнул рукой, Плоскиня вернулся на корму, остальные путешественники продолжали с волнением пялиться на важного пассажира.
Светло-голубые глаза, прямой нос, широковатые скулы, любой, не задумываясь, назвал бы его красавцем. Мощная грудь, играющие под рубахой бугорки мышц, наводили на мысль, что знатный вельможа, отнюдь, не хиляк и неженка. Глядя на узкие кисти княжича, приходило на ум, что они не приучены ни к корабельному веслу, ни к сохе. Эти руки – были руками воина, познавшего с ранних лет рукоять меча. Княжич, облокотившись на борт корабля, размышлял:
«Старый князь лишился рассудка. Как можно вверять судьбу огромных земель во власть пришлых чужаков, – он нервно покусывал губу. – Вещие сны, видения, только эти скрипучие старцы-волхвы могли так растолковать сон старого глупца. Гостомысл уже не тот, кем был, а к власти нужно допускать тех, кто её достоин», – мужчина дёрнулся, прикрыв лицо рукой. Большая чайка, пронеслась мимо. Выругавшись, княжич откинул упавшую на лоб прядь и произнёс вслух:
