Уже совсем стемнело, когда они пересекли наконец Кольцевую автодорогу и через несколько минут, свернув с шоссе, подъехали к шлагбауму. К ним подошел неизбежный охранник, сличил номера с записью в журнале, который вынес с собой, посмотрел документы водителя, сличил их с лицом за рулем, потом подал в затемненное окно знак открыть проезд.
Аркадию казалось, что он знает это место, хотя может и ошибаться — слишком темно. Когда они подъехали к дому, он вспомнил. Точно. Здесь он уже был и лечил какую-то женщину. Чью-то жену. Как же ее звали? Если он не вспомнит, получится неловко.
Сопровождающий Аркадия вышел, связался с кем-то по телефону и открыл дверцу машины. Они поднялись на крыльцо. В этот момент из входной двери на крыльцо вышел молодой парень, судя по всему — охранник. Глядя сквозь них, он осмотрел площадку перед домом, потом сосредоточил взгляд на Аркадии.
— Проходите, — сказал парень.
— Я подожду в машине, — буркнул сопровождающий и направился обратно.
Аркадий вошел в дом.
— Вот здесь остановимся, — сказал охранник. — Пальто можно повесить сюда. Попрошу вас выложить из карманов все металлические предметы.
Аркадий не первый раз за день проделал знакомую процедуру. Его обыскали, но на этот раз сразу вернули все вещи. Открылась еще одна дверь, и на пороге показался невысокий человек лет пятидесяти. В черных вьющихся волосах видна была седина. На интеллигентном волевом лице с крупным носом, который, за неимением других сравнений, принято называть греческим, играла добродушная улыбка. Он был в спортивном костюме и кроссовках. Его лицо было хорошо знакомо Аркадию.
— Добрый вечер, — ответил Аркадий на приветствие хозяина.
— Мы, кажется, знакомы, — сказал хозяин.
— Да. То-то я смотрю — где я вас видел? Начинаю вспоминать — по телевизору скорее всего.
— Меня зовут Александр Яковлевич. А вы…
— Аркадий Михайлович. Можно просто Аркадий.
— …кажется, лечили мою жену.
— Совершенно верно, — он прекрасно это помнил, но не считал нужным говорить об этом первым.
— Ну и как она?
— Это, вероятно, вам виднее.
— Она давно уже не обращалась к нам.
— Проходите.
Они прошли в столовую.
— Вы, вероятно, еще не ужинали? — спросил Александр Яковлевич.
От ужина Аркадий отказался, но с удовольствием выпил чаю с бутербродами, приготовленными матерью хозяина — старой, но живой еврейкой, которая все интересовалась, «как сейчас живут врачи». Аркадий ответил, что врачи живут плохо, хотя кто как. Все зависит от клиентов.
— Мама, человек устал, а ты напрягаешь его разговорами. Ему еще работать, — сказал ей хозяин дома.
Старушка сокрушенно вздохнула, будто жалуясь гостю, что не дает ей сын даже поговорить с умными людьми, и удалилась.
— Может, погуляем по лесу? — предложил Александр Яковлевич. — Тишина, свежий воздух…
— Честно говоря, уже поздновато…
— А мы там и поговорим. Ничто так не расслабляет, как спящая природа.
— Да вы поэт.
— …и поэт истинный, — усмехнулся Шустер. — Как говорит один мой старый друг: жизнь — игра. Но стоит ли проводить всю жизнь в казино, даже если это казино — твое? Это особенно хорошо понятно на природе. Пойдемте, небось не каждый вечер гуляете по лесу. Да и времени много я у вас не займу. Просто хочу посоветоваться. Нет-нет-нет, не подумайте — плачу как за сеанс.
— Что ж, пойдемте. Воля клиента — закон.
— А в России, как говорится, раз перестали нарушать закон, значит, он уже устарел…
Они оделись и вышли из дома. На улице было темно, свежо и тихо. Аркадий, стараясь не смотреть на черную машину, обошел ее и следом за Александром Яковлевичем пошел по недавно вычищенной от листьев дорожке. Редкие листья все же иногда шуршали под ногами, дорожка вела в противоположную от въезда сторону, но никаких заборов они больше не встретили.
— Аркадий, у меня необычная просьба.
— Врачу не привыкать.
— Я хотел бы исповедаться.
— Но я же не священник.
— А я не верующий. Поэтому я хотел бы исповедаться вам.
— Что ж, давайте попробуем.
— Аркадий, на моей совести — человеческая жизнь. Я — соучастник убийства. Это убийство еще не совершилось. И я могу его предотвратить, хотя, на самом деле, это не в моих силах.
