— Выглядит резонно. Хотя я не специалист по избирательным кампаниям.
— Более чем резонно, — подтвердил собеседник. — Менять себя настолько радикально уже поздно, да и меняться я не хочу и не считаю нужным. Что из этого следует? — Хозяин диванной выдержал паузу.
— Что из этого следует? — повторил Алексей, полагая, что никогда не мешает дать высказаться человеку, который считает себя очень умным.
— То, что другие должны считать, будто я умею доверять людям. — С этими словами Борис Анатольевич с победным видом откинулся на спинку дивана.
Алексей задумался.
— Вряд ли я смогу заставить вас верить окружающим. Да вы и сами этого не хотите. Ведь это уже будете не вы.
— И что же делать?
— Можно попробовать научить вас верить. — Алексей сделал ударение на слове «научить». — А вы уже сами будете решать, верить вам кому-то или нет.
— Начинайте.
— Давайте уточним задачу. Верите ли вы в то, что я — перед вами?
— Я верю своим глазам.
— А если я вам скажу, что вчера был в театре?
— Наверное, поверю.
— Значит, вы не верите не всему. Чему-то вы верите.
— Здесь нет вашего интереса.
— Ну хорошо, скажите, как вы думаете, что мне от вас нужно?
Борис Анатольевич на секунду задумался.
— Ну, самое простое, это деньги. Может быть, вам нужно выслужиться перед своим начальством, или еще глобальнее — вы преследуете какие-то цели на работе. И самое неприятное — информацию, которую вы рассчитываете выудить из меня, вы планируете использовать против меня.
— То есть самое неприятное является наименее вероятным.
— Ну почему же? Очень даже вероятно. — Собеседник, похоже, начал увлекаться предложенной игрой.
— Во-первых, вы упомянули это последним. Потом, согласитесь, это не самое простое объяснение. Вспомните о принципе «бритвы Оккама» — был такой средневековый шотландский философ.
— Да-да, был.
— Принцип гласит: не приумножай сущности без необходимости. В переводе на современный русский это означает, что наиболее простая причина является наиболее вероятной. Значит, наиболее сложная — наименее вероятна.
— Да, я слышал об этом.
Тут мысли Алексея ушли в сторону. Он почувствовал, что появилась идея.
— Скажите, я не слишком ошибусь, если предположу, что вы были самым слабым в классе?
— Ничего похожего. — Борис Анатольевич с едва уловимой презрительной усмешкой посмотрел на доктора.
— Может быть, в вашей компании вы были самым младшим? Или вас обижали во дворе?
Борис Анатольевич задумался. Потом сказал:
— Думаю, что каждого когда-нибудь обижали.
Алексею показалось, что это уже теплее.
— Предполагаю, что с тех розовых времен вы вынесли установку или схему взаимоотношений, которой придерживаетесь и сейчас: все пытаются вас обмануть, а вы разгадываете этот умысел. Значит, вы — умнее всех. Но какой смысл быть умнее всех, ведь тогда никто не сможет ваш ум оценить.
— Тут есть логика. — Борис Анатольевич усмехнулся, как будто услышал комплимент.
— Но если предположить, что все построение неверно и имеет какое-то другое основание. То есть если не все испытывают маниакальное желание вас обмануть, то вы как минимум не умнее всех.
— Все пытаются обмануть, когда видят в этом свой интерес.
— В чем «в этом»?
— В общении.
— Вы прямо граф Калиостро. Помните, как он рассуждал: «Все люди делятся на две категории: тех, кто нужен мне, и тех, которым нужен я. Вы мне не нужны, значит, я нужен вам». Но вы пошли дальше. Вы считаете, что те, кому нужны вы, пытаются вас обмануть.
— Вам не откажешь в логике, — угрюмо усмехнулся Борис Анатольевич.
— Кажется, логика — ваше любимое орудие.
— Оружие, — поправил его Борис Анатольевич и опять самодовольно усмехнулся.
Алексей продолжал:
— Но разве вам не приходилось слышать просьбы, когда человек хотел только того, о чем просил?
— Всегда нужно подумать, нет ли тут второго дна. — Он посмотрел на часы. — Мы ни на сантиметр не приблизились к цели нашей встречи. У вас десять минут.
— Хорошо, последнее, что я могу вам предложить: давайте проведем короткий психологический тренинг. Вы — это я, я — это вы.
Алексей поднял глаза на Бориса Анатольевича и доверительным тоном, с нотками мольбы в голосе, заговорил:
