Познание смыслов. Избранные беседы - страница 65
Капиталиста Энгельса, кстати, Маркс не очень уважал, как явствует из его писем другим людям.
Кто были те люди, которые пришли в России к власти? Конечно же, пролетарии там, может быть, и были. Если брать первый состав ВЦИК, людей с рабочим прошлым было несколько. Киров был с рабочим прошлым, условно говоря. Но в основном – конечно нет. А если взять вообще историю подготовки русской революции – эсеров, народников, – это всё, конечно, интеллигенция чистейшей воды. Это были настоящие интеллигенты. Что это значит? Они были из семинаристов, из дворян, – крайние идеалисты с высокими этическими планками жертвовали собой, очень серьёзные люди. Но к диктатуре пролетариата они имели очень косвенное отношение. И поэтому не получилось у этих интеллигентов тоже. И пролетариату не вышло по-настоящему быть гегемонами. Ведь неслучайно в советскую эпоху «гегемон» стало издевательским словом, издёвкой, потому что пролетариат был в загоне в советское время, его использовали в хвост и гриву.
А интеллигенты… Представить себе в хрущёвское время и брежневское, что партийный бонза – интеллигент… просто хохот. А в 20-е годы – да, он был интеллигент. Все, кого ни возьми, – начиная от Троцкого и кончая Пятаковым или Стекловым, – они все были интеллигентами. Но их разменял товарищ Сталин, потому что, если вы, ребята, врёте истории, если вы говорите, что вы осуществляете диктатуру пролетариата, а сами являетесь чёрт-те кем, интеллигентами, то история вас наказывает. И приходят люмпены. Но не адвокаты – деклассанты высокого разбора, чандалы, – а приходят парии, батраки из села, которые, забив ближайшего соседа лопатой, отправляются в город, кончают рабфак и становятся партийными деятелями.
Таким образом возникла нынешняя бюрократия, бюрократия советская и её последствие. А что получается? Получается, что революция врёт истории: есть какие-то другие силы, которые хотят стать бенефициарами. Они понимают, что в лоб они претендовать на гегемонию не могут – как, допустим, в 1910 году, или в 1790-м, или раньше. Представим себе, что Белинский, Герцен или Плеханов говорят: «Мы требуем диктатуры интеллигенции!» – это смешно, какая тут диктатура интеллигенции!? В это никто не поверит.
То есть пролетариат использовали и обманули. Буржуазию тоже в своё время использовали и обманули – прямо и ответственно вам говорю. Она не получила политической власти, пронесли власть мимо носа.
В Европе, где не было социалистической революции, «высокий люмпен», – чандала, условно говоря, – остался: все эти Могерини и так далее – вся эта брюссельская бюрократия (естественно, наследники тех самых, «обслуживающих» либеральных профессий). А здесь, где была социалистическая революция, приходит деклассированный элемент, потому что революционеры лгут. Пролетариат же не был революционером: он не делал революции. Более того, он выражал недовольство сразу же. Первое, что он сделал, – устроил забастовку, и большевики сразу жестоко её подавили. Интеллигенты лгут: они используют пролетариат. Но идея была, конечно, электризующей. Идея «диктатуры пролетариата» была крайне притягательна. Она крайне заводила таких людей, как Маяковский, Пабло Неруда и Назым Хикмет, – в общем, всё это поколение мощных левых, серьёзных. Не этих антиглобалистов…
Когда Горький, «великий пролетарский писатель», говорил от имени пролетариата, – но какой он «пролетарский писатель»?! Он босяк, богема, женат на Андреевой, живёт на Капри. И никто не чувствовал фальши. Потому что имелось в виду совсем другое – имелся в виду не настоящий пролетариат, не Стаханов, который был просто напыщенный дурак, который начал спиваться очень быстро. Имелись в виду не эти люди. Имелось в виду, что «пролетарский» – это значит «идущий против мирового порядка», идущий против «культурных ценностей», против фальши, бьющий кулаком по столу, когда сталкивается с лицемерием, – то есть оппонент привычной пошлости. Вот в этом было нечто радикальное, крутое. В слове «пролетарский» был такой заряд. И конечно все понимали, что имеется в виду это – личная персональная «круть», то, что ты радикал, а не то, что ты рабочий. Имелось в виду это.
