Если быть точным, ссориться дед и внук начали еще вчера, вечером. Между прочим, Анька Елькина принимала в этой ссоре деятельное участие: бросала в Кузю тапком и обзывала дураком.
Тут надо сразу объяснить и про Аньку: на время каникул она переехала к Еремушкиным. Потому что Анькина мама лежала в больнице.
— А с ним я жить не буду! — сказала Анька Михаилу Павловичу.
Он — это Максим Петрович, мамин муж.
— Он тебя обижает? — расстроился Михаил Павлович.
— Ничего он меня не обижает! — буркнула Анька. — Он добрый. Только я его все равно терпеть не могу!
А почему она Максима Петровича терпеть не может — поди добейся от нее… Сходил Михаил Павлович в больницу к Анькиной маме, но и она ничего не смогла объяснить.
— Злая она растет, упрямая. Максим Петрович ей: «Аня, пойдем в кино», по-доброму. А она: «Подавитесь вы своим кино!» Уйдет в комнату, запрется. Мы уж с ней и так, и эдак, а она молчит и зыркает исподлобья, как волчонок… — И Анькина мама заплакала. — А у меня скоро маленький будет, мне волноваться нельзя…
И стала Анька жить у Еремушкиных. Честно говоря, Кузе это не очень-то нравилось: вредная Анька все делала ему поперек, да еще и вмешивалась в разговоры с дедом!
Вчера вечером у Кузи было прекрасное настроение: наутро он собирался в лес, кататься на лыжах. Он ждал этого дня с самого начала каникул! Ведь кататься в лесу на лыжах Кузя собирался не с кем-нибудь, а с Катей… Так славно, так радостно было у него на душе, и дернул же черт завести разговор о Машине! Давно известно, что дед про Машину спокойно слушать не может. Не понимает он, слушает и сердито барабанит по столу пальцами. А потом высказывает всякие старомодные идеи. Например: «Человек — это звучит гордо»… И мол, разве может какая-то Машина управлять живыми людьми! Обидно ему, видите ли, за людей.
— Люди! — сердится Кузя. — Да что за важность — люди! Какая от них польза? Они же глупые, дед! Они всегда во всем ошибаются! Неужели ты этого никогда не замечал!
А дед заступается за людей, мол, на ошибках они учатся.
— Только выучиться никак не могут! — Кузя хмыкнул сердито. — Наделают глупостей, а потом начинают страдать и плакать: ах, мы думали, что этот человек хороший, а он оказался плохим! Ах, мы думали, что все будет замечательно, а вышло отвратительно! А кто виноват? Нет, чтоб взять и все сосчитать, все учесть! Чтоб не ошибаться! Но именно считать и учитывать они и не умеют, дед. И ты обратил внимание: не хотят! Зато все время что-нибудь чувствуют! А кому нужны эти глупые чувства!
— Глупый ты… — покачал головой Михаил Павлович. — Глупый и маленький…
А это, между прочим, было уже оскорбление! Кузя — не маленький! Он серьезный, взрослый человек, напрасно дед этого не замечает. Нет, Кузя ему докажет!..
И он стал доказывать, что в наше время без умных, точных, надежных машин — никуда! Машины — вот что в жизни главное! Да здравствуют машины, которые не чувствуют, а считают! Великие машины, на которых все можно учесть и запрограммировать!
— Так уж и все? — хмыкнул Михаил Павлович, а Анька сидела посреди комнаты на табуретке и раскачивалась, действуя Кузе на нервы. — И деревья? И небо?
— Романтик ты, дед, — неодобрительно покачал головой Кузя. — Но, если хочешь, можно и деревья…
Анька перестала раскачиваться, уставилась на изобретателя темными настороженными глазами:
— А человека можно?
— Проще пареной репы! Особенно такого примитивного, как ты, Елькина.
Анька не обратила на обидные слова внимания, она долго думала, а потом спросила удивленно:
— А душа?
— Ну и ну! — возмутился Кузя. — Ты, может, и в бога веришь? Нет никакой души. Чему вас в школе учат!
— Есть! — упрямо сказала Анька. — А ты просто дурак!
— Шла бы ты спать, — хмуро посоветовал Кузя, — вместе со своей душой! — И больше не обращал на Аньку внимания. В конце концов, он не с ней разговаривал, он хотел, чтоб дед его понял.
— Пойми ты, — втолковывал он деду, — жизнь сейчас совсем не такая, какая была в твоей молодости!
— Жизнь — она всегда жизнь, — покачал головой Еремушкин.
— Ты хоть бы телевизор глядел изредка! — рассердился Кузя. — Неужели ты не понимаешь, что от человека уже ничего не зависит, все решают машины! Человек без них — ничто! И надо учиться у машин, понимаешь? Надо изжить чувства, они лишние, мешают! Понимаешь?
