— Привет, Марджи, найдется столик поближе к батарее? — сказал Сайлас женщине в форменной одежде, которая ответила ему широкой улыбкой. — Мы попали в грязь и промочили ноги.
Онемев от смущения, Рейн позволила провести себя по усыпанному, как и все здесь, песком полу и усадить за поспешно протертый стол. Сайлас явно был здесь постоянным посетителем, судя по приему, который им оказали сидевшие здесь завсегдатаи и официантки. Никогда в жизни Рейн не ела в заведении, где бутылки с кетчупом и перченым уксусом венчали каждый столик. Она постаралась себя успокоить, насколько это было возможно, тем, что клиенты выглядят здоровыми, хотя и простоватыми. Обычно посетители здесь были одеты в резиновые сапоги, джемперы, ветровки да иногда болотные сапоги.
Рейн аккуратно развязала тугой узел шарфа, и он упал ей на плечи. Она купила его в сувенирном магазинчике музея, и прелестные бабочки на нем теперь уже никогда не будут выглядеть как прежде.
Благовоспитанно сложив руки на коленях и скрестив под столом ноги, она мрачно ждала, пока Сайлас закончит разговор с компанией рыбаков, сидевших за соседним столиком. Одного он спросил про жену, другого о глубомере, а третьему предложил одолжить автоматическую трюмную помпу.
Вопреки своему желанию, Рейн начала расслабляться. По мере того как тепло согревало ее продрогшее тело, она все острее ощущала восхитительные запахи, доносившиеся из кухни. Вдруг ее желудок конвульсивно сжался, и, когда та же самая женщина, которая их встретила, появилась вновь с двумя огромными тарелками густой похлебки из моллюсков, Рейн даже нашла силы робко улыбнуться ей.
— По-моему, я ничего не заказывала, — строго сказала она, как только женщина отошла. Просто невозможно было игнорировать этот восхитительный запах.
— Мардж сама решает, как лучше. Я здесь почти всегда ем, когда у Хильды выходной.
Улыбка Сайласа подбадривала Рейн, и та попробовала похлебку дешевой столовой ложкой, которую вытащила из свернутой бумажной салфетки.
— Не стесняйтесь, это ничуть не хуже, чем в вашей сан-францисской «Рыбацкой Пристани», — уверил он ее. — Если вы собираетесь остаться здесь, вам придется научиться есть похлебку из моллюсков а-ля Хаттерас. Без молока, без сливок, без помидоров, но зато с черным перцем в больших количествах.
Как бы она там ни называлась, похлебка была великолепной. Через несколько минут Рейн едва ли не с сожалением отложила ложку и стала пристально смотреть на сигарету, тлеющую в красной фаянсовой пепельнице.
— Ничего не получится, Сайлас. Боюсь, я не создана для… для… — Она искала слово, чтобы охарактеризовать то, что больше всего беспокоило ее в теперешнем положении, но отказалась от этого. Больше всего ее беспокоил сам Сайлас. — …для этого, — добавила она, запинаясь.
— Что вы имеете в виду? — Сайлас отодвинул свою тарелку и, сощурившись, взглянул на нее. — Уж не хотите ли вы сказать, что сдаетесь?
К собственному изумлению, он обнаружил, что просто ошеломлен. Его реакция на мысль о ее отъезде была абсолютно необъяснима. Он знал ее всего неделю. Как она успела стать столь необходимой для него за такое короткое время? Кроме того, его никогда раньше не привлекал такой тип — элегантной высокомерной недотроги. В женщинах он всегда искал что-то совсем иное. Что его, наверное, действительно задело, так это то, как она смотрит на него, полагая, что он не видит ее.
— Боюсь, я совершенно не подхожу для этой работы. Если я причиняю вам какие-то неудобства, извините.
— Неудобства! — Он отпихнул стул и резко встал, и Рейн беспомощно последовала его примеру. — Пойдемте отсюда. — Он бросил на столик пачку скомканных кредиток и почти выпихнул ее из зала.
Чудесным образом облака исчезли, и открылся кусок неба, голубого, как яички в гнезде малиновки. Вскоре небо опять стало грязно-серым, но это уже было неважно. Ведь под серыми облаками небо оставалось все таким же голубым. Странно, но ее настроение почему-то стало улучшаться.
Весь недолгий путь до галереи прошел в полнейшем молчании. Рейн была потрясена собственным заявлением и еще более напугана реакцией Сайласа. Ведь наверняка не так уж сложно найти опытного управляющего, особенно сейчас, во времена большой безработицы.
