– Ну что, какие есть предложения? – буркнул капитан-лейтенант, без удовольствия оглядывая ребят. За прошедшие дни даже они заросли своей юношеской щетиной, а сам он выглядел еще хуже. И от них воняло: помыться было негде, белье сменить не на что, а серьезно бегать и соответственно потеть приходилось довольно часто. Не было даже примитивных туалетных принадлежностей, отсюда вытекали некоторые конкретные проблемы, но эти, к сожалению, были самыми маленькими из всех имеющихся.
– Пустит нас этот же парнишка всех вместе на полчаса? Раз у него и вода есть, и телевизор работает? Один моется, два телевизор смотрят, потом меняемся.
– Не пустит. Когда я бегом выходил от него, он и так уже весь на нервах был.
– Плохо… Тогда другие варианты здесь ловить не будем. Судя по немецким флагам, перспектив мало. Возражения есть?
Оба не ответили ничего, но вводная была неновая, она уже обсуждалась. Мытье – проблема не самая главная, отсутствие патронов к автомату и их минимум к пистолетам – тоже, пока не припрет. Питьевая вода пока была: напиханный в бутылки чистый снег успевал растаять в салоне машины, этого хватало. Еда, набранная в сожженном ими доме несостоявшегося старосты, уже закончилась. Надо было искать лучше или… Семь бед – один ответ… В 1941 году разговор с людьми, вывесившими немецкие флаги после отхода наших войск и до подхода первых мотоциклистов, был бы коротким.
– Нам нужно двадцать километров до границы и все полтораста до Беларуси через любую из погранзон. Из них по лесам в общей сложности максимум пятнадцать. Мы не проедем и не пройдем, теперь-то это ясно.
– Не пройдем, – как эхо отозвались сразу оба курсанта. Дима – замученным, равнодушным тоном, Роман – чуть более осмысленно.
– В последний раз спрашиваю: какие есть свои предложения? На флоте ведь у нас так – начинают с младшего.
– Нет… Не знаю ничего…
– Действовать здесь.
Капитан-лейтенант улыбнулся. Хорошо быть не одному.
– Предлагаешь играть в партизан? С пистолетами?
– Не играть. – Рома поднял глаза и изобразил на лице улыбку. Он явно видел его насквозь, был доволен увиденным и поэтому проявил редкую вежливость, согласившись выдать развернутый ответ.
– Но прятаться по погребам или мародерствовать, даже прикрываясь благородными порывами… На всех повылезших любителей баварских сосисок, угнетенных прогнившим путинским режимом, у нас не хватит никаких патронов. Нужно начинать делать дело. Попробовали к Полесску, попробовали к юго-востоку, не вышло – совесть чиста. Пора бросать тыкаться и заняться делом. Каким сможем.
Капитан-лейтенант снова посмотрел на второго курсанта, так и стоящего, опустив глаза. Много ли будет от такого толку? Много ли у него шансов не вырубиться окончательно, когда от них потребуется не ползти на 1-й или 2-й передаче и не ждать часами того или сего, а бегать и бить, и снова бегать, еще и еще быстрее и дальше. Под взором БПЛА сверху и от гавканья за спиной.
– Дима, ты готов?
Парень распрямился и чуть согнул губы, изображая улыбку.
– Я давал присягу. Из меня не выйдет терминатора или кого-то, но я готов. Больше бегать я не хочу.
Американские военные выразили крайнюю озабоченность тем, что в городе Армавире на юге России введена в эксплуатацию радиолокационная станция нового поколения. США считают, что Россия таким образом намеревается дестабилизировать баланс стратегических сил в мире, сообщает «The Washington Free Beacon»… Пентагон выражает свою озабоченность тем, что Москва, с одной стороны, призывает США к разоружению, а с другой – активно укрепляет свои границы противоракетными комплексами, пишет «The Washington Free Beacon». Официальные представители вооруженных сил США заявили, что радарная установка и общее увеличение средств обороны России представляет угрозу безопасности Америки и Европы.
Russia Today, 2013 г.
Мы не можем продолжать разоружаться в то время, когда весь остальной мир накапливает вооружения, а некоторые бряцают оружием на наших границах.
Генеральный Секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен
– Ты закончил?
– Еще минуту.
Голова почти не соображала, и минута вряд ли что-то в этом поменяет, но как уж сказалось. Невесело усмехаясь, Николай перечитал последние параграфы написанного. Плохо, совсем плохо. Интерну или даже студенту он поставил бы за подобную писанину три балла. Максимум – четыре «под вопросом», если это не студент, а студентка, особенно симпатичная. Хуже всего, что текст выглядел насквозь фальшивым, как новостная передача Первого канала парой месяцев ранее. Любому взрослому человеку было совершенно ясно, что написанного им не могло быть, что это грязь. После прочтения хотелось плюнуть, и самое печальное, что и ему самому тоже.
