Вика решила не дергаться, и он повторил всю ту же процедуру: перевернуть платок, плюнуть, вытереть кровяной потек.
– Не течет уже. Так… просачивается.
Поблагодарив и этого, она со злостью на саму себя подобрала все, что у нее было, и втиснулась в формирующийся строй на свое место. «Дура, – сказала она сама себе, – все еще и дура, и кура, как и сказали».
Взвод построили в три шеренги, и она оказалась в самой середине: с самого начала новобранцев строили не по полу, а все же по росту. Командир взвода вышел быстрым шагом откуда-то сбоку: то ли обходил грузовики, то ли что-то в этом роде. Вика тут же сфокусировалась, потому что зрелище было интересное: на старшем сержанте помимо «АК-74» висели сразу две трубы «Шмелей». Насколько она помнила с единственного показа, исходный, немодифицированный вариант огнемета весил будь здоров – больше десяти килограммов. Соответственно, совершенно не похожий на Шварценеггера или культуриста Невского комвзвода-2 оказывался более крутым изнутри, чем снаружи.
Потом она поглядела налево и направо и уже не смогла отвести взгляд от того, что увидела. Далеко впереди столбами стояли дымы. Далеко и… широко. По всему горизонту, полукругом. И отдаленный рев, и удары, чувствующиеся уже ногами. И треск, тихий по сравнению со всем остальным, но почти непрерывный.
– Приготовиться к движению пешим порядком! Командиры отделений, перераспределите груз, если требуется. Или по ходу меняйте, чтобы вторые номера пулеметов у вас не сдохли. В грузовиках не оставлять ничего.
Вика оглянулась на бронированный тягач: тот разворачивался на шоссе «ласточкой», в три приема, застилая все вокруг сизым вонючим дымом и не давая прислушаться. Потом ей пришло в голову, что, если огонь стрелков слышно даже через рычание дизеля МТ-ЛБ, значит, стреляют гораздо ближе, чем ей сперва показалось.
– Товарищ комвзвода! А что происходит-то?
Слава богу, это спросила не она. Вика отлично понимала, что ей ума хватило бы, но как раз сейчас ей было не до того. Тем не менее она повернула голову обратно, ожидая очередной порции мата и команды двигаться. К ее удивлению, старший сержант не начал орать, а очень спокойно разъяснил, что двигаться дальше на грузовиках – нарываться на неприятности.
– И так чудом проскочили, – произнес он, обведя рукой что-то за их спинами. – Моя б воля, я бы уже с самого туннеля пешком топал.
Вика обернулась: никакого туннеля она не помнила. Впрочем, под тентом… Может, и не заметила. Или заметила, но не сообразила. Не захотела сообразить.
Лебяжье было справа или, если ориентироваться более точно, справа-сзади. Сколько-то дней назад там был отец, и именно туда она думала двигаться, если бы это было реально. Теперь там так же дымило, как и по всему горизонту. В Лебяжьем Вика бывала, и не один раз: да, там имелось, чему гореть… Однако при этом, как ни странно, именно сейчас страшно не было. Отец наверняка уже давно летает с другого аэродрома, откуда-нибудь в паре сотен километров в глубь страны, а то и еще дальше. Он пилот бомбардировщика, а не вертолетчик.
Об этом же она продолжала думать уже на ходу: «движение пешим порядком» началось очень быстро, через какие-то минуты после выгрузки. Проклятую коробку с консервами у нее все-таки забрали. Старший сержант, поглядев на выражение Викиного лица, подошел и просто раздал по паре банок нескольким ребятам слева и справа. Никто не отказался. Он даже не буркнул про «сама могла бы догадаться», и это Вику опять неприятно кольнуло. Но потом и очередная микрообида, и мысли об отце ушли, потому что начался марш.
Она никогда не думала, что это будет так трудно – просто идти с тяжелым грузом. Ей не дали тащить ленты к ручным пулеметам, выстрелы к огнеметам. Ничего не отсыпали из чудовищных размеров баула, который, напрягаясь, тащил тот же лейтенант Ляхин. Но и всего остального было так много, что уже через километр Вика подумала, что скоро сердце не выдержит и она умрет. Она не знала, что будет так трудно: за считаные дни учебы им не дали ни одного большого «марш-броска с полной выкладкой», потратив все время на обучение стрельбе и самоокапыванию. Никакой тренировки за дни не заработаешь, но хоть узнала бы, к чему готовиться…
