Я соскочил с кресла и поспешно ретировался. У нас не было третьего помощника, и я иногда помогал при посадке и во время старта, присматривая за связью. Кроме того, любил бывать в рубке, чтобы видеть происходящее. С испорченным настроением я поплелся вниз, в помещения для офицеров, слегка пошатываясь, ибо корабль кренился набок. Вошел в кают-компанию.
Там уже сидели другие двое «надоедливых» — Сандра и док Дженкинс. Они удобно развалились в амортизационных креслах, потягивая напитки из высоких запотевших бокалов.
— Вот она, жизнь бедняков! — ядовито заметил я.
— Судя по тому, как эта старая галоша разваливается на куски, эта выпивка может быть последней для всех нас, — отозвалась Сандра. — Но как могло случиться, что ты не в оранжерее?
—Они вышвырнули меня под зад коленом, — сообщил я, падая в ближайшее кресло и растягиваясь во весь рост. Чувствовал я себя, надо сказать, ужасно раздосадованным. На приличных кораблях стюардам нечего делать в отсеках управления, но на протяжении последних нескольких месяцев я привык играть какую-то роль во время взлетов и посадок. Риск, который мы все испытывали, горячил мне кровь. Если случится катастрофа и мне суждено погибнуть, тут уж никакой разницы, где смерть застигнет меня. Но мне хотелось думать, что и от меня зависит хоть что-то.
— Значит, они вышвырнули тебя под зад коленом, — повторила Сандра, но без всякого сожаления. Кто-то слышал, как она жаловалась, что, если уж стюард получил привилегию наблюдать за всем происходящим, значит, эта привилегия должна распространяться и на офицера по снабжению. — А могу я узнать, почему?
—Можешь, — рассеянно отвечал я, ибо мое внимание было целиком поглощено ревом ракетных двигателей, слегка приглушенным из-за повреждений, но все же достаточно громким в замкнутом пространстве. Похоже, без меня там, наверху, справлялись. Но мы еще не сели.
— Почему? — резко спросила она.
— Налей мне выпить и получишь ответ.
Она не сдвинулась с места, зато вытянула длинную точеную руку, подняла тяжелый графин и стакан, поставив их на стол в пределах моей досягаемости. Я посмотрел на жидкость в сосуде. Из-за вибрации по поверхности пробегала мелкая рябь. Старая лошадка показывала свой норов. Может, еще успею выпить, пока все не начнется. Или не закончится. Я плеснул себе изрядную порцию и поднес бокал к губам. Насколько я понимаю в напитках, джин был весьма недурен. Способности доктора к биохимии достойны всяческих похвал. Аромат лимона смягчал резкий запах джина.
— Ты получил свой напиток, — бросила она.
— Хорошо. Да будет тебе известно, я увлекаюсь поэзией. Все началось с Ральфа. Мастер не одобрил этого и…
—«Вниз» — бархатным голосом изрек доктор и продолжил:
«Вниз.
Резкие вспышки,
Пламенные фаллосы,
Разрывающие
Мембраны атмосферы,
Паутину облаков,
Устремляющиеся
В каменную утробу мира.
Космонавты, я спрашиваю вас:
Что за монстр,
Что за чудовище
Станет плодом этого насилия?»
Я посмотрел на него с отвращением. Его круглое лицо под длинными жирными черными волосами выглядело, как всегда, преувеличенно чувственным. Он знал огромное количество современных стихов, и почти во всех упоминалась тема изнасилования, либо буквально, либо иносказательно.
— Если бы я стал читать этот мусор, старик имел бы все основания, чтобы изгнать меня из святая святых, — сказал я ему. — Но я-то читал настоящую поэзию. Классику.
— Ах, да. Поэзию. Напыщенность и мишура. Вы с дорогим Ральфом на пару увлекаетесь этим сентиментальным вздором с древней Земли. Правильно сделал бы наш босс, если бы выкинул вас с корабля в открытый космос…
— Поэзия и руководство кораблем суть вещи несовместимые, — безо всякого выражения изрекла Сандра. — Особенно в такие моменты.
— Корабль спокойно садился — тихо и мирно, на полной автоматике, — возразил я.
— И сейчас жизнь всех нас может оборваться, случись одно-единственное замыкание, — продолжала она. — Может быть, я всего лишь шеф-повар и мойщица бутылок, но даже мне известно, что в такие моменты офицеры в рубке управления должны быть постоянно настороже.
— Ну ладно, — сказал я. — Хорошо.
Я внимательно посмотрел на нее, а она — на меня. Она всегда выглядит привлекательно, но, будучи в гневе, почти неотразима. Интересно (а мне всегда было это интересно), как она будет выглядеть, если ее лицо станет менее напряженным и резким, смягчится под влиянием страсти. Но она, Сандра, выполняет свою работу, и выполняет ее хорошо, и ей, как и всем нам, включая меня, доводилось знавать нелегкие времена.
