Потом Конецкий исчезает. Встревоженный, я звоню ему домой и слышу усталый голос: «Я старый человек, мне нужно отдыхать».
Ему тогда еще не было пятидесяти.
Урок: редактор может выпивать с автором, но правильнее делать это после завершения работы. И не часто. И не сильно. Исповедь – обязывает, а фамильярные отношения, напротив, предполагают деловую необязательность. В чем я не раз, к сожалению, убеждался.
2
В работе редактора и врача, особенно психиатра, есть общее: к каждому пациенту и тот и другой должны найти индивидуальный подход. Это не всегда получается.
Прозаик С. отличался крутым нравом, чему карикатурно соответствовала и его внешность краснолицего и громкоголосого крепыша.
Отрицательный отзыв на его рукопись я отослал по почте, избегая физического контакта. Но С. позвонил по телефону и сказал, что прибудет в редакцию через час с целью установления именно физического контакта, раз уж я не понимаю слов.
В смешении чувств я позвонил в журнал «Нева» Самуилу Лурье: редакторский опыт у него большой, может быть, посоветует, как быть в такой ситуации. Лурье сказал, как продиктовал: «Понимаю. Значит, так. Он войдет и сразу начнет кричать. Вы молчите. Тогда он схватит стул и замахнется им на вас. Вы поднимите телефонную трубку и скажите спокойно: „Одну минуточку. Сейчас я вызову милицию, и мы вместе во всем разберемся“. С. быстро исчезнет. Он – провокатор и трус».
Именно так все и случилось.
* * *
Затеяли мы издать в «Детгизе» сборник Анны Ахматовой. Первый прорыв после «Бега времени» был сделан в «Лениздате». Но Ахматова в «Детской литературе» совсем другое дело. В это издательство, вернее в серию «Поэтическая библиотечка школьника» допускались только классики, творчество которых пересмотру не подлежит. А имя Ахматовой все еще было на подозрении. Еще не был напечатан «Реквием» и не забыто ждановское постановление. Нужно было заказать предисловие человеку, которого в обкоме считали своим. Остановились на литературоведе Н.Н.
Поэзию Ахматовой, я думаю, он не понимал да и не любил, но за работу взялся. В меру покритиковал, в меру отметил гражданские мотивы, патриотическую любовь к родине, сравнивая то и дело Ахматову с Некрасовым, специалистом по которому был. Текст получился суконным, лучшего сукна 30-40-х годов. С добавлением, как полагается, брежневской мягкой синтетики. Критиковать по существу доктора наук, без пяти минут академика – невозможно.
Вариант отказа был выбран такой: «Простите, Н.Н., к сожалению, мы ошиблись в выборе автора. Такого ранга ученый нам не по зубам. Столько тонкого анализа, такая глубина исторической перспективы, такая широта ассоциаций – нашему полуграмотному школьнику этого не осилить. Нам надо что-нибудь популярное, с комбинацией не больше, чем на два хода. Вас об этом и просить неловко».
Н.Н. ушел, конечно, недовольный, но статья через несколько месяцев вышла в одном из научных журналов, редактором которого он, правда, сам и состоял. Какие были у него основания полагать, что я несколько преувеличил достоинства его статьи?
* * *
Литератору Ж., 1929 года призыва в литературу, было к моменту нашей встречи уже за семьдесят. Но он ничуть не изменился, оставаясь верен литературным традициям своей юности. То, что сегодня сошло бы как среднего качества юмор на юмористической странице, в то время под видом психологической прозы поставлялось в издательство. Застой – время остановилось.
Сложное переплетение трудовых интересов и интимной жизни героя автор показывал так: «Он незамедлительно поспешил разъяснить Танюшке, что он по-прежнему ее друг и товарищ и надеется, как это поется в песне, что это взаимно. В ожидании ответного письма он продолжал осваивать агрохимию в колхозной почвенной лаборатории». Философия повествователя легко укладывалась в летучие афоризмы: «Всякое выяснение – мать прояснения»; «Как утро вечера мудренее, так город – деревни».
До детей, героев повести, Ж. не было, конечно, никакого дела. В силу нездоровья ли, а, может быть, по причине этого безразличия он не мог запомнить даже их имена, что уж говорить о лицах и характерах. В начале повести героев звали Павел, Юра и Люба, в конце – Павел, Ивашка и Лиза. При этом сначала Люба-Лиза работала директором универмага, а потом вдруг стала посудомойкой. Вероятно, понизили в должности.
