– Кто там?
– Полиция.
– Полиция!?
Вслед за этим восклицанием донеслось неразборчивое ворчание. Наконец, Понсе решился отпереть. Взгляд, которым он удостоил меня сквозь очки, был отнюдь не самым располагающим.
– Что нужно от меня полиции?
– Вы – Жан Понсе, служащий господина Ардекура?
– Да, ну и что?
– Я хотел бы с вами переговорить.
– В такое время?
– Именно.
Он почесал бока и после паузы проговорил:
– Хорошо, проходите…
Понсе проводил меня в кабинет. Эта претенциозно названная комнатушка была маленькой и загроможденной неописуемой рухлядью. Я сел в кресло, давно потерявшее свою упругость.
– Итак, я вас слушаю.
– Вы знаете, что произошло сегодня вечером?
– Где произошло?
– У Ардекуров, ваших хозяев?
Его лицо изменилось, и тон стал более озабоченным:
– У Ардекуров?
– Я только что от мадам Бельвез, которая, собственно, и посвятила меня в то, что вы – правая рука господина Ардекура.
Он проворчал:
– И когда она перестанет соваться в дела других!?
– Во всяком случае, именно благодаря ей я пришел вас предупредить.
– О чем предупредить?
– О смерти господина Ардекура.
– О смер… Это правда?
– Да. Он умер этим вечером, примерно в 9-10 часов.
– Не может быть!
Жан Понсе совсем потерял самообладание. Упав на стул, он представлял собой картину полного паралича.
– Я не понимаю… не понимаю… Когда я уходил, он был полностью здоров… Вообще, у него было прекрасное здоровье… Он никогда на него не жаловался…
Вдруг он забеспокоился:
– Но почему приходит комиссар полиции…
– Потому, что господин Ардекур покончил с собой.
– Что?
– Он выстрелил себе в голову из пистолета. Мы нашли это оружие. Им оказался русский пистолет Токарева.
– Но это невозможно!
– Вы знали, что у него был пистолет?
– Конечно… Память со времен Сопротивления… Извините, я что-нибудь выпью, иначе упаду…
Он с трудом поднялся, подошел к некогда окрашенному шкафу, достал оттуда бутылку и быстро поднес ее ко рту.
– Простите меня, хорошо? Ну вот, уже лучше… но до меня не доходит… господин Анри… Мне нужно туда пойти, ведь мадам, должно быть, не находит себе места…?
– Она тоже мертва. Прежде, чем покончить с собой, господин Ардекур застрелил свою жену двумя выстрелами в грудь из пистолета.
– Нет, это же невозможно! Вы сошли с ума! Вы все сошли с ума!
С трудом взяв себя в руки, он извинился и спросил:
– Итак, они оба мертвы?
– Оба.
Вдруг случилось непредвиденное: Жан Понсе расплакался. Он плакал настоящими слезами, теми, которые невозможно подделать. Всхлипывая, он шептал:
– Господин Анри… Мадам Элен… И бедная Мишель… и я… Куда мне теперь идти… Бедный господин Анри… они оба…
Я поднялся и слегка хлопнул его по плечу:
– Ну же, старина, возьмите себя в руки – будьте мужчиной.
Он нервно ударил себя по лбу:
– Это непостижимо! Вы слышите? Это непостижимо! Я знаю, что вы говорите мне правду, но не могу в это поверить! Я не могу в это поверить потому, что это не-ве-ро-ят-но! Господин Анри обожал свою жену. Вы слышите? Он ее обожал! А вы мне говорите, что он ее убил? Почему он это сделал?
– Я хотел спросить об этом вас.
– У меня?
– Вы знаете Ардекуров лучше всех и дольше всех.
– Правда… Я работаю с господином Анри уже двадцать два года…
– Понсе, вы убеждали меня, что господин Ардекур обожал жену. Но любила ли она своего мужа?
– Трудно сказать, ведь я ничего не смыслю в женщинах. Если бы я их понимал, то давно уже бы был женат.
– Но вы же сказали, что двадцать два года знали Элен Ардекур?
– Не двадцать два, а только пятнадцать.
– Вот как… в таком случае, ее дочь Мишель…
– Она от первого брака господина Анри. Когда он женился во второй раз, Мишель было уже около десяти лет.
– Она ладила с мачехой?
– Вполне.
– Значит, Ардекуры жили хорошо?
– Если вы хотите знать ссорились ли они, я вам отвечу отрицательно. У них царило полное согласие. Мадам Элен всегда помогала своему мужу. А он, со своей стороны, ее баловал.
– Мадам Ардекур всегда была рядом с ним?
– Всегда, кроме вторников, когда она ездила в Анноне.
– Зачем она туда ездила?
– В Анноне находится монастырь Сент-Кристин. Это нечто вроде дома для престарелых. Мадам очень любила ухаживать за несчастными, посвящая им свои заботы.
