«Нет, не помню, — признался себе Каэ. — Забыл её координаты. А ведь говорила мне матушка…»
— Да вот, — продолжал Энко. — Всё такое древнее, несовременное. Такое далёкое от тебя, от твоей молодости, от твоей жизни.
«А вот дедушка долго жил, — подумал Каэ. — Лет триста, не меньше. Так что и на пол его дома пришлось укладывать новые плиты, и менять облицовку бассейна… А он всё жил. Умер совсем недавно, пережив сына. А у меня как получится? Как у деда? Так же долго?»
— И я вот думаю, — медленно, словно подчёркивая особую значимость слов, произнёс Энко, — думаю о моих учениках. И о тебе в том числе, Каэ. Что я могу дать вам? Что может вам дать Храм? И все эти наши сокровенные…
Энко неосторожно сделал слишком глубокий вдох — и закашлял от попавшего в лёгкие тумана.
Каэ подхватил учителя за локоть и подвёл к лестнице.
— Пора, — сказал он. — Пора, учитель. Воздух становится сырым и холодным.
Энко махнул рукой и, мягко отстранив Каэ, подошёл к ступеньке.
— Сам, Каэ… Ноги мне ещё служат.
Каэ смотрел вслед учителю, медленно, ступенька за ступенькой, идущему вверх. И слышал как подошвы туфель, по старинному рецепту сплетённых из океанских водорослей, тихо шаркают по каменным ступеням.
И слушал как Энко говорит ему, стоящему внизу ученику:
— …Сокровенные знания. Их древность — не делает ли она их бессмысленными? Эти ваши… как их… звездолёты, посадочные капсулы, исследовательские зонды, скафандры, преобразователи энергии, энергетические поля… Бог мой, как же много я, оказывается, запомнил!
Энко остановился, повернулся к Каэ и задорно подмигнул.
— Много я этих новых слов запомнил, ученик?
— Много, — согласился Каэ. — Я даже не предполагал…
— То-то! — и Энко поднял палец вверх, в сторону скрывшегося в тумане неба. — Много… Но есть ли польза вам от этих устройств?
— Они помогают нам изучать мир, — ответил Каэ.
— А миру есть польза от вашего изучения? — продолжал вопрошать Энко.
Каэ улыбнулся виновато и развёл руками.
— Мы уже много раз говорили об этом, учитель.
— Ответь на мой вопрос ещё раз, — упорствовал Энко.
— Миру есть польза, если мы спасём кого-нибудь из его детей, — ответил Каэ.
— Какие слова ты научился произносить, — проворчал Энко.
И, отвернувшись, запахнулся в плащ, угол его подняв капюшоном над головой.
«Он на что-то обиделся? — с тревогой подумал Каэ. — Неужели мой ответ показался ему неискренним?»
— Разве мы так хороши? — вопрошал Энко то ли ученика, то ли кого-то незримого, скрывающегося на затянутых тьмою верхних ступенях. — Кого ты собрался спасать, мальчик? Кого вы все собрались спасать? Мир вы не спасёте и не погубите…
Энко поднялся уже на пять ступеней и голос его становился всё тише.
— …Что вы ищете в этом… космосе? Глупые, юные наследники древнего дома… Вам мало того счастья, которое у вас уже есть? Вы утратили былую безмятежность, веру в нашего доброго Творца, даже веру в свой всемогущий… видите ли… разум… Вы с нарастающим беспокойством вглядываетесь в темноту Космоса, пытаясь угадать, откуда же придёт к вам… это страшное… безжалостное… пока ещё незримое, но уже живущее Зло. Но скажите мне… Не вы ли сами маните его безумными своими… победами? Путешествиями… туда… навстречу…
Бордовый плащ учителя исчезал в тумане. Сливался с ним.
— Мы не изменим мир! — крикнул вслед учителю Каэ. — Быть может, даже не поймём его! Но…
Каэ замолчал. Ему показалось, что учитель теперь слишком далеко и не слышит его.
Он посмотрел вверх, силясь разглядеть едва проступающие сквозь багровую мглу контуры Храма. На мгновение ему показалось, что над облаками показался плывущий в небо изумрудный купол с белой вязью букв по краям; показался — и растаял, исчез.
Или только видение это было?
Каэ покачал головой.
«Видения… Кто слишком много медитирует… Мы должны быть спокойны».
Он подошёл к самому краю площадки, туда, где каменистый край с бортиком из невысоких плит повис над тёмной пропастью.
И долго смотрел вниз, в темноту. По тихим, почти незаметным движениям угадывая тень подступающей ночи.
Из глубины шахты тянуло сыростью, будто из старого погреба.
— Подземные воды поднялись, — сказал Креди.
