К представителям враждебного класса относились кисэн (артистки, которые, подобно японским гейшам, могли оказывать богатым клиентам и другие услуги), гадалки и шаманы, именуемые мудан (последние принадлежали к низшему классу и при монархии). Согласно докладу о состоянии прав человека в КНДР, составленному на основе показаний беженцев, к низам общества относились также политически неблагонадежные:
Члены семей богатых фермеров, торговцев, промышленников, землевладельцев или тех, чье частное имущество было полностью конфисковано, прояпонски и проамерикански настроенные граждане, чиновники-реакционеры, перебежчики с юга… буддисты, католики, изгнанные государственные служащие и те, кто помогал Южной Корее во время Корейской войны.
Тхэ У как бывший южнокорейский солдат занимал место, близкое к основанию пирамиды, хотя были и такие, кому повезло еще меньше: эти люди (около 200 000 человек, то есть 1 % населения) находились в пожизненном заключении в лагерях образца советского ГУЛАГа. Ну а таким, как отец Ми Ран, просто запрещалось жить в Пхеньяне или занимать лучшие участки земли ближе к югу, где почва была плодороднее, а климат теплее. Тхэ У и мечтать не мог о вступлении в Трудовую партию, которая, подобно коммунистическим партиям Китая и Советского Союза, распределяла номенклатурные должности.
За неблагонадежными гражданами присматривали окружающие. Все население Северной Кореи разделено на так называемые инминбаны (народные группы), объединяющие примерно двадцать соседствующих семей и осуществляющие контроль за личной жизнью человека. Каждую группу возглавляет избранный руководитель, который сообщает властям обо всем подозрительном (обычно это женщина средних лет). Северокорейцу низшего ранга было практически невозможно продвинуться по службе. Личные дела хранились в местном отделении Министерства государственной безопасности, а в горной провинции Янгандо держали копии документов, на случай если кто-то осмелится что-нибудь изменить в своем личном деле. По такой общественной лестнице можно двигаться только вниз. Даже если человек принадлежит к элите, то есть является родственником правящей семьи или занимает высокий государственный пост, за определенные провинности он может быть лишен привилегированного положения. Но если человека причислили к врагам, то это уже навсегда. В чем бы ни заключалось прегрешение, оно остается пятном на всю жизнь. Новая социальная структура столь же незыблема, как и система каст, принятая в былые времена. Грехи отцов передаются по наследству детям и внукам.
Людей, родившихся с таким грузом, в Северной Корее называют «дурная кровь». К этой категории относились Ми Ран, а также ее брат и три сестры. Они считались запятнанными на всю жизнь, и перспективы их были столь же ограниченными, как у Тхэ У.
Ребенком Ми Ран ничего не знала о беде, которая настигла ее еще до рождения. В семье предпочли не рассказывать детям о южнокорейском происхождении их отца. Зачем им заранее знать, что лучшие школы и лучшие рабочие места будут для них недоступны, что вскоре их жизнь зайдет в тупик? Если они это поймут, к чему им тогда прилежно учиться, заниматься музыкой и участвовать в спортивных соревнованиях?
Северокорейцам не сообщают о присвоенной им социальной категории, поэтому тот факт, что официальная репутация семьи запятнана, бросался в глаза не сразу. Однако дети не могли не замечать за своим отцом некоторых странностей. Этот чудаковатый одинокий человек, казалось, нес на плечах тяжелое бремя. У него не было родственников. Он не только не говорил о своем прошлом, но и вообще разговаривал очень мало. На вопросы отвечал односложно и почти шепотом. Тхэ У чувствовал себя наиболее комфортно, когда ремонтировал что-нибудь в доме и, сосредоточившись на своем деле, имел право молчать.
От самоуверенного мальчишки, всегда игравшего роль генерала, не осталось и следа. За него говорила жена, передавшая дочерям рост и спортивное телосложение. Когда нужно было приструнить детей или выяснить отношения с соседом, это делала она. А у мужа если и было свое мнение, то держал он его при себе. В тех редких случаях, когда ему удавалось приобрести газету (для Северной Кореи это роскошь), Тхэ У молча читал ее при свете единственной в квартире сорокаваттной лампочки. Никто не знал, что он думал о последних великих начинаниях Ким Ир Сена, о которых с гордостью писала местная газета или «Нодон Синмун», рупор Трудовой партии. Верил ли Тхэ У тому, что читал? Был ли убежденным сторонником режима?
