Получился некий прототип исследования Кинси,[143] что сегодня просто поражает. В самом деле, наряду с нарочито вольным тоном присутствует стремление докопаться до сути вещей, свойственное ученому. Участники сразу переходят к делу — или к телу:
«Бретон: Мужчина и женщина занимаются любовью. В какой мере мужчина сознает, что женщина испытывает наслаждение? Танги?
Танги: В очень слабой мере.
Бретон: Существуют ли объективные способы оценки?
Танги: Да.
Какие — выяснить не удается.
Бретон: Что об этом думает Кено?
Кено: Таких способов нет.
Бретон: Превер?
Превер: Это зависит от женщины.
Бретон: Существуют ли объективные способы оценки?
Превер. Да, да, да, да…
Бретон: А Пере?
Пере: Никаких. А Бретон?
Бретон: Существуют только субъективные методы, которым можно доверять в той мере, в какой доверяешь данной женщине…
Кено: В какой мере Бретон доверяет женщине?
Бретон: В той мере, в какой я ее люблю. Навиль, в какой мере и т. д.
Навиль: Это зависит от женщины.
Бретон: Можете ли вы при случае констатировать получение наслаждения?
Навиль: Да, разумеется.
Бретон: Как?
Навиль: Благодаря различным иллюзиям умственного порядка».
Бретон переходит к вопросу: «Понимает ли женщина, что мужчина получает наслаждение?» Пере спрашивает: «Каковы ваши представления о любви между женщинами?» Кено: «Всегда ли вы занимаетесь любовью одинаково? Если нет, то с целью усилить собственное наслаждение или доставить больше удовольствия женщине?»
Бретон отвечает: «По счастью, нет, а то было бы слишком скучно. Женщина пусть делает, что хочет…
Пере: Я всегда подчиняюсь мнению женщины и всегда интересуюсь ее мнением…
Юник: Я тоже, как Пере, всегда спрашиваю мнение женщины.
Бретон: По-моему, это колоссально. Феноменально. Сколько осложнений…
Юник: Почему Бретон считает колоссальным поинтересоваться мнением женщины?
Бретон: Потому что так не принято.
Юник: Противоположное может быть не принято.
Бретон: Мне плевать…»
Вот вам весь Бретон — вождь и мачо. Но все это уже тогда было опубликовано полностью. И это еще не самая оживленная дискуссия. Ее тон повысился, когда речь зашла о педерастии. Бретон заявил: «Я обвиняю педерастов в том, что они навязывают людской терпимости умственную и моральную недостаточность, стремясь возвести ее в систему, и парализуют все уважаемые мною начинания. Я делаю несколько исключений из этого правила, в том числе совершенно особое — для Сада».
Вступление в игру Арагона придает делу новый поворот: «Я считаю педерастию формой сексуального поведения наряду с другими формами сексуального поведения. Со своей стороны, я не подвергаю ее нравственному осуждению…
Бретон: Я категорически не желаю продолжать дискуссию на эту тему. Если она превращается в рекламу педерастии, я сразу же из нее выхожу.
Арагон: Никто не собирается делать рекламу педерастии. Дискуссия принимает реакционный характер. Хочу пояснить, что ответил так по поводу педерастии только потому, что речь зашла о ней. Я хочу поговорить обо всех формах сексуального поведения.
Бретон: Можно мне выйти из разговора? Пусть я прослыву мракобесом в данной области».
Это весьма показательно. Но мы услышим и другие, столь же откровенные слова, когда Арагон с Бретоном сцепятся снова во время того же заседания:
«Бретон: В какой мере, как считает Арагон, эрекция необходима для полового акта?
Арагон-. Определенная степень необходима, но что касается меня, у меня никогда не было полной эрекции.
Бретон: Ты считаешь, что это досадно?
Арагон-. Как и любая другая неприятность физического свойства, но не более того. Я жалею об этом не больше, чем о том, что не могу поднять пианино».
Спор накаляется с последним ответом Арагона:
«Я хочу заявить, что в большинстве высказанных здесь ответов меня смущает сквозящая в них идея неравенства мужчины и женщины. Я считаю, что не стоит говорить о плотской любви, если не принять за основу ту истину, что мужчина и женщина пользуются в ней равными правами.
Бретон: Кто утверждал обратное?
Арагон: Поясню: значимость всего вышесказанного мне кажется в определенной степени подорванной заведомым господством мужской точки зрения».
