Нет сомнения, что известие о перемирии вызвало огромный энтузиазм у всех американцев. Но США напоминали стайера, который, набрав темп для преодоления пятикилометровой дистанции, был вынужден остановиться, пробежав один километр. Какое количество неизрасходованных резервов! Сколько неудовлетворенных амбиций! А затем сожаления быстро исчезли и возникло совершенно иное чувство. Так как война закончилась, настало время вернуться домой и снова привыкать к «нормальному образу жизни». Великий крестовый поход завершен.
В ноябре 1918-го американцы ощущали себя одновременно богатыми и победителями и вели себя так, словно ничего не произошло в мире с лета 1914-го. В то же время они были глубоко убеждены, что истинные победители — они, и считали неудивительным, что союзники недооценивают важную роль американцев, поскольку, как правило, всегда стараются избежать ответственности за поражение, но спешат приписать себе решающий вклад в победу. В сущности, в этом и заключались корни разногласий в Старом Свете. Но главным было заставить Германию и Австро-Венгрию согласиться на перемирие.
Добрые дружеские отношения времен войны сохранялись недолго, разве что в воспоминаниях. Американцев встречали во Франции с распростертыми объятиями. Они, в свою очередь, проявляли большую симпатию к населению, сочувствовали рассказам о тяжких испытаниях, выпавших на долю Франции во время войны, играли с детьми, угощали их сладостями. Они влюблялись во француженок, что привело к многочисленным бракам в 1918–1919 годах. Перемирие изменило все. Грубые, транжиры, невоспитанные эти американцы! Скупые, лицемерные, грязные эти французы! Солдаты Першинга, оккупировавшие Рейнскую область одновременно с англичанами и французами, находили немцев чистоплотными, полными достоинства, жертвами грубости победителей. Одним словом, французы больше не нуждались в sammies («самми»).[17] А американцы, покинув froggies (лягушатников),[18] мечтают скорее вернуться в Новый Свет.
Возвращение произошло в кратчайшие сроки. За несколько месяцев почти все экспедиционные корпуса покинули Европу, за исключением подразделений на территории Германии. Вернувшиеся войска встречали аплодисментами. В Нью-Йорке израсходовали тонны бумаги для выражения своей признательности и восхищения. Всюду, в больших и маленьких городах, как только появлялись войска, тысячи людей высыпали на улицы приветствовать их. И, действительно, было чему радоваться — американская армия XX века родилась! США стали теперь полноправным членом сообщества великих держав. С этой точки зрения, не стали придавать особого значения событиям 1917 года. На Востоке — революция большевиков и рождение Советского государства. На Западе — участие американцев в европейской войне впервые с момента существования независимых Соединенных Штатов Америки. А между ними — ослабевшая Европа, перекроенная в соответствии с национальными принципами и интересами великих держав, более неспособная диктовать свои законы миру.
Между тем среди большинства американцев гордость за победу сопровождалась поразительным безразличием к судьбам Европы. Президент Вильсон предложил союзникам свои знаменитые «Четырнадцать пунктов», а Германия обратилась к нему с просьбой быть посредником в переговорах о перемирии. Вильсона бурно приветствовали в Париже, Риме и Лондоне. Его именем называли мосты, авеню, даже детей. Все это было очень отрадно. Однако американцы слабо понимали важность идей Вильсона. Переговоры в Париже, неизбежные уступки, секретная дипломатия, коллективная ответственность в составе Лиги Наций — на самом деле это их не интересовало и даже вызывало некий страх. Американцы 1919 года вовсе не имели желания ни превратиться в полицейских мира, ни даже заботиться о мире. Пацифизм снова набрал силу и овладел массами. Разочарование, вызванное державами- победительницами в Европе, усилило безразличие к международной политике, тогда как конфликт между демократами и республиканцами обострил напряжение и усложнил ситуацию внутри страны. Наконец, в сентябре, после поездки с выступлениями по Западу США, Вильсон тяжело заболел и лишился возможности убедить соотечественников в своей правоте. Мнение американцев резко изменилось — война была всего лишь эпизодом, отклонением от «нормальной жизни».