Когда Рузвельт вступил в Белый дом, один американец из четырех в работоспособном возрасте лишился работы. И, конечно, нечего было надеяться, что с вступлением в должность нового президента все быстро уладится! Вплоть до 1941 года пропорция безработных по отношению к общему числу активного населения никогда не будет ниже 13,8 процента (то есть один американец из восьми — безработный), а зачастую — около 18 процентов (один американец из пяти или шести). Необходима была тотальная мобилизация людей и всех ресурсов, короче говоря, мировая война, чтобы безработица исчезла и перестала быть проблемой момента. 1929 год в Соединенных Штатах — это начало десятилетия, в течение которого люди забыли значение выражения «полная занятость».
Как и почему наступила Великая депрессия? Историки и экономисты до сих пор спорят по поводу происхождения катаклизма. И если причины этого бедствия спорны, то не намного яснее и продолжительность, и вся полнота этого явления.
Представим, несмотря на это, среднего американца 1929 года, не входившего в ближайшее окружение президента Гувера и не состоявшего членом административного совета крупного банка. Он в растерянности, сбит с толку, и это неудивительно. Эксперты, все знающие и все предвидящие, не переставали призывать его экономить, чтобы инвестировать или скорее спекулировать, чтобы разбогатеть, в общем, чтобы реализовать мечту каждого американца. Он читал захватывающие заявления. Например, Джон Джакоб Раскоб — это не кто-либо, а президент «Дженерал моторе», компаньон «Дюпона», ведущей компании химической промышленности, президент национального комитета партии демократов. Раскоб — всеми уважаемый человек, олицетворяющий новую эпоху. И вот он дает интервью Ladies'Home Journal летом 1929 года под заголовком «Каждый должен стать богатым». Раскоб предлагает такую безупречную схему: «Если человек сэкономит 15 долларов в неделю, если он инвестирует их в покупку хороших ценных бумаг и станет накапливать дивиденды, то через двадцать лет он станет обладателем, по меньшей мере, 80 тысяч долларов, а доход от его инвестиций поднимется до 400 долларов в месяц. Он станет богатым».
Убедительно, не правда ли? Конечно, скептики предостерегают от излишней спекуляции. По их словам, биржевой рынок похож на воздушный шар. Укол иглой, и он лопнет. Это закоренелые пессимисты, которые своими заявлениями могли бы повредить хорошим сделкам. Впрочем, практически никто не прислушивается к их предупреждениям. Циркулирующие тогда истории позволяют понять настроение подавляющего числа американцев. Шофер миллионера непрерывно слушает беседы, которые ведет его патрон, расположившись на заднем сиденье. Тот обсуждает акции и облигации сталелитейной корпорации Bethlehem Steel, и шофер приобретает пятьдесят акций этого металлургического предприятия. Другая история касается рабочего, моющего окна в офисе брокера. Неожиданно он останавливается с тряпкой в руках, окна его больше не интересуют: заработал телетайп, а рабочий как раз искал, куда инвестировать сэкономленные деньги, и теперь он получил необходимую информацию. А вот еще одна история, касающаяся медицинской сестры. Клиенты поделились с ней конфиденциальной информацией в знак признательности за ее заботу. Медсестра начала играть на бирже и выиграла почти 30 тысяч долларов.
Это довольно правдоподобные истории. Так, со 2 марта 1928 года по 3 сентября 1929-го котировки акций сделали гигантские скачки: American Сап — с 77 до 181 7/8; American Telephone and Telegraph — с 179 x/г до 335 5A; Anaconda Copper — с 54 l/2 до 162; Electric Bond and Share — 89 А до 203 5A; General Motors с 139 3/4 Д° 1817/8; Westinghouse с 91 V8 Д 313. Индекс промышленных цен, опубликованный в New York Times, был 17 6 в 1926 году и достиг 331 в 1929-м. На Нью-Йоркской бирже торги оживляются и продолжают возрастать. За 1929 год 236 миллионов акций сменили владельцев; в 1929-м — уже миллиард, и продажа от 4 до 5 миллионов акций в день считается уже нормальной. Таким образом вполне возможно быстро разбогатеть. Инвестиционные компании предлагают, банки гарантируют, Фондовая биржа предоставляет поразительные доходы. С какой стати тогда думать, что Раскоб мог бы ошибиться?
