Никон развил мысль о судебной роли князей на примере северных племен Руси. «Во времена же Кия, Щека и Хорива новгородские люди, называемые словене, и кривичи, и меря — словене свою волость имели, а кривичи свою, а меря свою, каждый своим родом владея, а чудь своим родом», — совершенно справедливо пишет летописец. Археологи вполне ясно различают эти большие племенные союзы славянских и финно-угорских племен, тесно связанных между собой совместным владением важными водными путями.
Новгородские словене владели обширной озерной территорией на севере. Границами их земель служили волоки — участки, где суда приходилось тащить по суше, — между внутренней системой рек и озер (выводящей в Балтику) и водными системами Волги, Днепра, Западной и Северной Двины. Именно новгородцам открывались пути к освоению северо-востока (населенного финно-уграми — заволочской чудью), к свободному путешествию по воде на восток, юг и запад, в земли, уже занятые союзными и родственными племенами.
Пройдя по древнерусским водным путям из Новгорода на восток, мы переволоклись бы в речку Медведицу — приток Волги — и остановились в одном из новгородских форпостов на Волжской водной системе с характерными названиями: Торжок, Волок Дамский, Бежецк. Эти торговые места, перевалочные пункты, были издавна пограничными и спорными между новгородцами и жителями Верхней Волги, главным образом — мерей. Сильное финно-угорское племя меря, быстро вошедшее в орбиту славянской цивилизации, справедливо рассматривалось летописцем как одно из племен, составивших основу Древнерусского государства.
Главным городом мери был Ростов Великий на озере Неро, связанном небольшой речкой с Волгой. Чуть выше по течению в Волгу впадала река Шексна, текущая из новгородского Белого озера, вокруг которого тесно сплетались интересы словен и мери. Ведь оттуда, через переволоки, открывался путь в Онежское и Ладожское озера, а из последнего Нева вела в Финский залив. На север от Белоозера лежал по реке Онеге путь в Белое море, а по Сухоне — в Северную Двину и Вычегду, по которой нетрудно было достичь уже бассейна реки Печоры на востоке, в землях коми. Финно-угорский народ коми населял весь будущий Русский Север, от Норвегии на западе до Урала и Западной Сибири на востоке.
На юго-западе с владениями Новгорода была тесно связана земля большого славянского союза племен кривичей. Их владения охватывали верховья Волги, Днепра и Западной Двины, систему Чудского и Псковского озер. Кривичи тяготели к трем городам на трех водных системах: у Чудского озера — к Изборску (позже Пскову), на Западной Двине — к Полоцку, а у истоков Днепра — к Смоленску. Истоки Волги и Западной Двины сходились в земле кривичей. Правда, плыть по Двине в Балтийское море пришлось бы отчасти через земли воинственной литвы и жмуди. Легче было бы подняться волжским притоком Тверцой на север, перейти через волок в Мету и сплавиться в Ильмень. Реки Мета и Тверца служили рубежами кривичей со словенами-новгородцами и мерей-ростовцами. Вывезти на Балтику то, что ввезено или произведено в бескрайних владениях кривичей, можно было и через многочисленные финно-угорские племена чуди в низовьях Чудской водной системы. Новгородцы, осторожно распространявшие здесь свое влияние, не могли ссориться с кривичами.
Только средневековые западные авторы полагали, что «из варяг в греки» лежит сплошной водный путь. На самом деле между словенской рекой Ловатью и верхним Днепром, где кривичи благоразумно построили град Смоленск, приходилось идти волоком до Двины и лишь затем переволакивать суда в Днепр. Миновать Западную Двину было нельзя. Вот почему стоявший на ней Полоцк, а затем и днепровский Смоленск стали такими важными городами при создании Древнерусского государства. Но и до его появления, до объединения славянских и финно-угорских племен под одной властью, эти союзы племен ставили города весьма мудро именно в ключевых пунктах торговых путей.
В этом и был смысл древнерусского города — торгового, а затем и ремесленного центра для бескрайней сельской округи, состоящей из мало зависимых от города и друг от друга селений. Их сравнительно немногочисленное население к тому же перемещалось на новое место раз в несколько лет из-за истощения почв. В городах не было жизненной необходимости, но в них могли уходить излишне активные для сельской жизни люди. Относительная мобильность всего населения, периодически сжигавшего свои дома, уносившего всё свое с собой и раскорчевывавшего леса под новые поля, делало жизнь отъезжего торговца, воина и странствующего ремесленника не такой уж необычной. За несколько веков упорного освоения славянами Восточной Европы наиболее удобные водные пути были изучены этими странниками настолько хорошо, что первые князья уже ничего нового не могли внести.
