— Нет, не так, — сказал он. — Мы раньше летали на «Москитах», но они были сняты с эксплуатации три месяца назад. Теперь у нас «Канберры».
Не веря своим ушам, я сидел, держа телефонную трубку и уставясь в пространство. Затем мне в голову пришла мысль.
— Что стало с ними? — спросил я.
Должно быть, он был пожилой служака с достаточным терпением и вежливостью, чтобы выдерживать такие идиотские вопросы среди Рождественской ночи.
— Они пошли на лом или же, что более вероятно, отправлены в музей. Вы знаете, они уже становятся редкостью.
— Да, я знаю, — ответил я. — А мог какой-нибудь из этих самолетов быть продан частным образом?
— Я полагаю, это возможно, — ответил он наконец. — Это зависит от политики Министерства авиации. Но, я думаю, их все же лучше поискать в музеях.
— Спасибо. Большое спасибо. Счастливого вам Рождества.
Я положил трубку и в замешательстве покачал головой. Что за ночь, что за невероятная ночь. Сначала у меня вышло из строя радио и все приборы, затем я потерялся, потом кончилось топливо, после чего какой-то лунный лихач, летящий на своем собственном «Моските», случайно чуть не привел меня к гибели, но какой-то полупьяный офицер наземной службы вовремя сообразил включить посадочные огни, чем и спас меня. Мне очень повезло. Но ясно одно: этот самодеятельный летчик-ас не имел ни малейшего понятия о том, что он делал. С другой стороны, спросил я сам себя, где бы я был, если бы не он. Наверное, покачивался бездыханным поплавком где-нибудь в Северном море.
Я поднял стакан с остатком виски за него и его странную страсть к индивидуальным полетам на устаревшей технике и выпил одним глотком. Из-за двери показалась голова лейтенанта Маркса.
— Ваша комната готова, — сказал он. — Номер семнадцать. Это рядом. Джо сейчас разжигает огонь для вас. Вода для ванны греется. Если вы не возражаете, я пойду отдыхать. Я думаю, теперь вы сами справитесь.
В этот раз я смотрел на него уже совсем по-другому.
— Конечно, со мной всё в порядке. Огромное спасибо за вашу помощь.
Я взял свой шлем и побрел по коридору, с обеих сторон на меня смотрели номера комнат офицеров-холостяков, которые давно были переведены в новые места службы. В приоткрытую дверь комнаты номер семнадцать была видна полоска света. Когда я вошел в комнату, пожилой человек поднялся с колен от камина. Я был удивлен — стюардами офицерских столовых обычно являются солдаты Королевских ВВС. Этот же был явно местным вольнонаемным в возрасте около семидесяти лет.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Меня зовут Джо, сэр. Я стюард офицерской столовой.
— Да, Джо, мистер Маркс говорил мне о вас. Очень жаль, что я доставил вам столько хлопот в такой поздний час. Можно сказать, что я буквально свалился вам на голову.
— Да, мистер Маркс говорил мне. Ваша комната уже почти готова. Как только огонь хорошенько разгорится, здесь будет вполне уютно.
Комната еще не прогрелась и мне было прохладно в нейлоновом лётном костюме. Жаль, что я позабыл одолжить у Маркса свитер.
Я решил поужинать в своей комнате в одиночестве, и пока Джо отправился за ужином, я быстро принял ванну, вода в которой была уже достаточно горячей. Пока я вытирался и заворачивался в старый, но теплый халат, который мне дал старый Джо, на маленьком столе появилась тарелка с шипящей яичницей с беконом. В комнате уже было тепло, ярко горел уголь в камине, шторы были закрыты. Пока я ел, что заняло всего несколько минут, так как есть хотелось здорово, старый стюард стоял рядом, явно надеясь поболтать.
— Давно здесь, Джо? — спросил я больше из вежливости, чем из любопытства.
— Да, сэр. Почти двадцать лет; я пришел сюда сразу перед войной, когда станция только открылась.
— Многое, наверное, изменилось. Не всегда же здесь было так.
— Не всегда, сэр, не всегда. — И он рассказал мне о днях, когда комнаты занимали энергичные молодые пилоты, столовая грохотала посудой и приборами, из бара неслись лихие песни; о месяцах и годах, когда небо над аэродромом трещало и ревело поршневыми моторами, несущими самолеты в бой и возвращающими их обратно.
Пока мы говорили, я закончил есть и опустошил оставшиеся полбутылки красного вина, которую он принес из бара. Джо был отличный стюард. Закончив, я поднялся из-за стола, выудил сигарету из кармана моего лётного костюма, зажег ее и стал прохаживаться по комнате. Стюард же принялся убирать со стола тарелки. Остановившись перед старой фотографией в рамке, одиноко стоявшей на каминной полке над потрескивающим огнем, я не донес сигарету до рта и почувствовал, как в комнате внезапно стало холодно.
