Она сама предоставила ему шанс. Пока друзья продолжали беседу в столовой, швейцар принес его светлости на серебряном подносе записку от Долли.
Достаточно было одного взгляда на бледно-сиреневый конверт, надписанный знакомыми каракулями, чтобы тут же узнать отправителя. Селби уже собрался швырнуть письмо в камин, но что-то в лице Роберта остановило его.
Как только дворецкий вышел из комнаты, Роберт сказал:
— На вашем месте, я бы его распечатал.
— Зачем? — удивился лорд Харлестон.
— Не мешало бы знать, сообщили ли ей уже о разговоре принца с вами.
— Ах да… — Лорд Харлестон вскрыл конверт и прочел письмо. — Ничего необычного, просто приглашение на обед сегодня вечером.
Он не прибавил, однако, что в письме было еще множество слов о вечной любви, которые он слышал уже не раз.
Впрочем, это Роберта не касалось.
— Отлично! — воскликнул Роберт. — Как раз то, что нужно.
— Что вы хотите сказать?
— Вы должны сообщить ей, что уезжаете из Англии.
Просто исчезнуть было бы ошибкой.
Лорд Харлестон подумал.
— Хорошо, — согласился он. — Перейдем в кабинет, и вы продиктуете мне ответ.
Наконец письмо было готово, и оба друга посчитали его настоящим шедевром. Вот что написал лорд Харлестон:
Моя дорогая Долли!
С глубочайшим сожалением вынужден вам сообщить, что не могу принять ваше любезное приглашение отобедать с вами сегодня вечером. Увы, только что я узнал, что один мой родственник в Америке находится в отчаянном положении.
Мои долг — оказать ему помощь, поэтому я сегодня же отбываю в Нью-Йорк.
Мне искренне жаль, что я не смог повидать вас и услышать из ваших уст пожелание счастливого пути.
Очень сожалею, что теперь мне придется отменить все планы, связанные с Дерби и Аскотом.
С наилучшими пожеланиями,
Селби.
— Отлично! — воскликнул Роберт. — Мне понравилось, как вы мягко избежали уточнения того, является ли ваш «родственник в беде» мужчиной или женщиной.
— Я знаю, что заподозрит Долли, — ответил лорд Харлестон, — но ей ничего не удастся доказать.
Потом он позвонил в колокольчик, и когда почти мгновенно в кабинет вошел г-н Уотсон, колеса «Машины Харлестона», как назвал Роберт их план, были запущены.
Последующие часы камердинер с помощью лакеев собирал вещи, г-н Уотсон принес лорду Харлестону несколько десятков писем и бумаг, которые требовали его подписи, а лорд Харлестон наставлял своего друга, что нужно сделать во время его отсутствия.
— Моя ложа в Дерби, разумеется, в вашем распоряжении, Роберт, — сказал он. — То же самое с ложей в Аскоте. Помните, что вы не заменяете меня в мое отсутствие, а развлекаетесь от души.
— Многие будут удивлены, что я смог себе это позволить, — скривился Роберт.
— Донесите до всех, а особенно до принца, что я очень огорчен необходимостью столь внезапного отъезда. В то же время вам следует весьма прозрачно намекать всем, особенно принцу, когда я планирую вернуться.
— И когда, по-вашему, это будет?
— Когда вы напишите мне, что внимание Долли переключилось на кого-то другого, — ответил лорд Харлестон, — а принц забыл, что я ослушался его повеления.
— Думаю, он будет без вас скучать.
— Надеюсь, — кивнул лорд Харлестон. — Это будет значить, что он захочет, чтобы я вернулся, и уверяю вас, Роберт, я не заставлю себя ждать.
— Но вам там может понравиться, — предупредил Роберт.
— Никогда не испытывал желания увидеть Америку, — пожал плечами лорд Харлестон. — Хотя с некоторыми американцами, которых мы встречали, было интересно поговорить, а американки довольно привлекательны, все же я всегда чувствовал, что мой духовный дом Европа, а не Дикий Запад.
— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, — покачал головой Роберт. — Не забудьте зайти к Вандербильтам, когда будете в Нью-Йорке. Во время своего визита в прошлом году они так уговаривали вас — с чрезмерной настойчивостью, как мне казалось, — остановиться у них, но ваш ответ был достаточно уклончивым.
— Разумеется, я нанесу им визит, — согласился лорд Ларлестон, — но не думаю, что мне хотелось бы становиться чьим-нибудь гостем, пока я не осмотрюсь.
Роберт улыбнулся.
Он знал, что лорд Харлестон не просто чрезвычайно скрупулезен в выборе близких друзей. Он старался еще и не быть слишком приветливым с теми, с кем у него не было духовного родства.
