Повести - страница 28

Нет, лежать и не думать у Григория не получалось. Стоило ему только остаться наедине с этой располагающей к полной откровенности синевой, как в уши вползал знакомый с детства внутренний голос: «А Вселенная конца не имеет». Впервые он услышал это во втором классе. Долго мучил расспросами отца: «Почему мир бесконечен? Все имеет свои границы — дом и улица, жизнь и земля. Но ведь где-то должен быть конец Вселенной?»

Позже, на уроках астрономии, мучил преподавателя все теми же вопросами. Внимательно выслушивал объяснения, соглашался, а потом все же заявлял: «Не могу представить себе, что Вселенная бесконечна. Не могу — и все!»

— Не можешь — и не надо! Я тоже не могу себе представить, как можно вот так лежать да глазеть в небо?

Григорий недовольно поморщился: это уже не школа, не урок астрономии, это здесь, в поле, у дороги... И вместо учителя — экспедитор сельпо Лева Гойхман.

— Ну что ты в этом небе путного находишь? — продолжал тот, когда машина тронулась. — По мне хоть тучи, хоть солнце, абы на базе нас с тобой отоварили по всем накладным. И Леве дома спасибо сказали, а не по шее дали... Зачем мне по шее?!

Григорий невольно улыбнулся, бросил взгляд на сидящего рядом толстяка.

— А что? Я правду говорю, — продолжал Лева. — Зачем мне по шее? Знаешь, как это неприятно? Когда я был маленьким, я совсем не знал, что такое «по шее». Вырос — теперь знаю, что это такое! Так, скажи, зачем мне гадать по небу, если я сам знаю, что меня ожидает?

Но больше, пожалуй, Григорий любил ночные поездки. Движение на шоссе маленькое, можно выжимать из машины все, на что она способна. Деревья по обочинам стоят черные, загадочные, молчаливые, будто не они шептали утром Григорию ласковые слова напутствия.

Вдруг из кустарника пулей метнется на дорогу чем-то вспугнутый заяц. На секунду замрет, пострижет ушами и ринется в свете фар вперед, словно преследуемый по пятам воющей стаей гончих. Говорят, что если вот так гнаться за косым на машине, он, выбившись из сил, вытянется на асфальте, закрыв глаза от страха и усталости, — тут и бери его голыми руками.

Против такой охоты восставало все существо Григория. И когда он замечал на высвеченной фарами дороге стремглав несущийся пушистый комочек, останавливал машину, выключал свет: охота тоже должна быть честной.

...Только вернулся из поездки, а Лева уже несет новый путевой лист и смотрит умоляющими глазами. Ждет, что скажет Григорий. А у того еле-еле удерживаются на языке слова, к которым, вообще-то, он прибегал довольно редко. Куда ехать? Как ехать, если глаза слипаются от усталости, не сгибаются пальцы, много часов подряд сжимавшие «баранку»? Настойчиво требует отдыха раненая нога. Но ехать нужно. Разве можно отказать вот этому умоляющему взгляду, когда к тому же он, как ребенок, лепечет: «Крупы обещали подкинуть... Не вывезем — пропадет...» Или: «Насчет ситцу я договорился... Завтра поздно будет...»

Странное дело! Стоит взяться за руль, опустить ноги на педали — и усталость как рукой снимает. Будто и не было долгих бессонных ночей. А они были! Машина — бабушка по возрасту. Чуть выпала минута отдыха — лезь в мотор, разбирай задний мост, чтобы не пришлось «загорать» где-нибудь в поле. На запасные части — голод, так что вся надежда на собственные руки и умение, завещанное отцом.

Но иногда рук и умения тоже оказывалось мало.

...Это была одна из самых тяжелых поездок, которые только выпадали Корсакову. Лева исчез куда-то на два дня и вернулся веселый, сияющий.

— Лева Гойхман все может! — доверительно твердил он Григорию, по обыкновению вцепившись в плечи собеседника. — Картошку только стали убирать, а у нас с тобой в кармане уже восемь тонн. Восемь тонн — это не восемь килограмм! Немножко больше! — обрадовался Лева собственной шутке.

— Восемь тонн — это восемь ходок, — хмуро ответил Григорий. — А машина, сам знаешь, на ладан дышит.

— Не восемь, не восемь — пять! — снова ухватился Лева за плечи. — А с таким шофером — мы и за четыре управимся! — И, сделав шага два назад, с серьезным видом оглядел Корсакова с головы до ног.

— Слушай, Гриша! И чего ты вообще пошел в автошколу? Тебе не на шофера, на гения учиться надо.