Для того, чтобы проникнуть через толщу ассоциаций, через построение речи, через ее взволнованность, как мне кажется, надо знать законы построения литературного произведения.
Недаром так точно работает писатель, вводя или выводя героя, определяя его с разных точек зрения.
Мир, который нас окружает, — он понятен, если знать законы его «смотрения», законы его монтажа.
Кажется мне, что в какой-то мере знание теории поэзии или теории прозы нужно человеку, который ищет униженного и возвышенного.
Который ищет глубоких сообщений в том, что он читает.
Когда ему говорят, что наш глаз построен так, что новорожденный видит мир перевернутым и это его не пугает, то мы понимаем: это происходит потому, что он свободен — он знает тяготы и легкости мира.
Оптические трубы приближают к нам звездный мир, но они колют небо, вынимая из него куски.
Поэзия или проза помогают человеку связать явления мира, связать и очистить эмоции.
На этой дороге познания монтаж и переосмысление, новый монтаж так же необходим, как посох слепому страннику.
Искусство делает мир более прочным.
Останутся стихи; они станут звонче, станет крепче рифма, потому что она — причалы великих слов.
Но то, что прошло, не прошло в искусстве.
И даже так.
То, что прошло, легче всего смотреть с корабля, который по-своему тоже уходит в будущее.
Мне еще не исполнилось девяноста лет.
По ходу времени, по количеству событий я почти молодой человек, или, вернее, я человек, насыщенный годами, как говорили в старых книгах.
Привет тебе, читатель.
Читай эту книгу дома; читай ее в саду, если у тебя не кружится голова, когда ты смотришь на деревья в солнечных пятнах.
Но не забывай книги со старыми мыслями человека, который стремится к будущему, не забывай этой книги на скамейке, когда уходишь.
Виктор Шкловский
Ноябрь 1981 года
