Повести о прозе. Размышления и разборы - страница 168

Шрифт
Интервал

стр.

И. А. Гончаров, автор «Фрегата „Паллада“

Форма, принятая в этой книге, в какой-то мере освобождает нас от обязательства последовательно анализировать все творчество писателей, имена которых здесь упоминаются. Поэтому мы не поднимаем сложного вопроса об особенностях романов Гончарова и о месте их в русской литературе.

Некоторые черты, характеризующие отношение этою писателя к русской действительности, мы попытаемся дать в анализе «Фрегата „Паллада“.

Об этой книге, как и вообще о русском очерке, писали очень мало.

Одна из особенностей очерковой литературы заключается в том, что ее форма легче покоряется новому содержанию.

В беседе с молодыми писателями-ударниками М. Горький после указания на трудность этого жанра прибавил: «Но вам, пока еще не имеющим нужной тренировки, такие вещи не будут удаваться. Из этого, конечно, не следует, что очерки не нужно писать. Очерки следует писать. Это наша боевая литература. Но надо поставить себе определенные рамки, нужно иметь какой-то чертеж, ясно представить себе форму того, что хочешь сделать»[152].

Попытаемся при помощи анализа одной из очерковых удач проследить некоторые характерные черты жанра, особенности его «чертежа». Речь пойдет о «Фрегате „Паллада“ Гончарова.

Сперва скажем о тех литературных традициях, на которых вырос писатель и которые он частично использовал потом в изображении действительности, увиденной им с борта фрегата.

Гончаров писал А. Н. Пыпину 10 мая 1874 года: «…развитием моим и моего дарования я обязан — прежде всего влиянию Карамзина, которого тогда только еще начинали переставать читать…»[153]

Имени Карамзина Гончаров не забывал никогда. Стариком в дни пушкинских торжеств 20 мая 1880 года, он писал Полонскому: «Первым прямым учителем в развитии гуманитета, вообще в нравственной сфере был Карамзин».

Дальше Гончаров перечисляет: Державин, Дмитриев, Озеров и «даже Херасков», только после этого он переходит к Пушкину. Его оценка Пушкина тоже несколько архаична: «Какая школа изящества, вкуса для впечатлительной натуры!»

Хотя во взглядах на литературу прошлого Гончаров несколько архаичен, в своей творческой практике он принадлежит к гоголевской школе.

Поэтому нас не должно удивлять, что свою книгу Гончаров сопоставлял с книгами авторов, связанных с Белинским. В письме, посланном Майковым 17/29 марта 1853 года с мыса Доброй Надежды, Гончаров говорит: «Я все воображаю на своем месте более тонкое и умное перо, например, Боткина, Анненкова и других, — и страшно делается»[154].

Здесь вспоминаются имена очеркистов из окружения Белинского.

Во «Фрегате „Паллада“ восстанавливаются переосмысленные старые формы, уже известные русской литературе.

Гончаров — человек, для которого Карамзин долго оставался живым литератором; литературное умение автора «Писем русского путешественника» для Гончарова часть его собственной литературной биографии, но только часть прошлого.

Гончаров отходит от опыта Карамзина, Карамзин постоянно пользуется литературными ассоциациями, и его «Путешествие» как бы проверяет литературные впечатления западных литераторов. В Швейцарии — Геснера и Руссо, в Кале — Стерна. «Письма русского путешественника» — своеобразный путеводитель по книгам, снабженный характеристикой авторов.

У старых очеркистов и у русских писателей XVIII века Гончаров учился анализу понятий, тому анализу понятий путем расчленения синонимов, которое мы встречаем, например, в комедиях Фонвизина. Так, Гончаров расчленяет понятия — роскошь и комфорт.

О Карамзине нам напоминает описание природы с повторами и обращениями к читателю, ссылка на забытою Геснера (в описании Ликейских островов) и больше всего — внутренняя полемика с книгой знаменитого зачинателя русской прозы.

Во «Фрегате „Паллада“ карамзинские построения существуют измененными, существуют главным образом в форме отталкивания. Карамзин стремился показать в своей книге новые „чувствования“ путешественника, хотя он и вводил в свою работу большое количество фактов, главным образом литературных.

«Путешествие» Карамзина начато с знаменитого сентиментального обращения к друзьям: «Расстался я с вами, милые, расстался!» Далее даже «с вещами бездушными» прощается Карамзин, как с друзьями.


стр.

Похожие книги