Из памяти выплыло давнее, настолько далекое, что вроде бы и не свое, чужое… Стоит на стуле белобрысенький мальчик, вцепившись ручонками в гнутую спинку. За большим столом с закусками, бутылками — взрослые дяди и тети. Их взгляды скрещиваются на нем. Слегка робея, он оглядывается на мать. Она улыбается, ее серые глаза лучат свет. От пышных волос знакомо пахнет духами. Сначала тихо, но с каждым словом громче, увереннее он начинает декламировать басню, старательно выговаривая неподатливый звук «р». Гости бурно хлопают в ладоши, восторженно ахают: «Ах умница!» И сладко ему слышать все это, и забываются нудные часы, когда он, следом за матерью, раз за разом повторял слова этой самой басни…
Оба они в ту пору, и он, и мать, были полны любви друг к другу и счастливы.
А счастье оказалось хрупким и недолговечным, как ледок на весенней лужице.
Отец был моряком, дома появлялся редко. Каждый раз он привозил полчемодана сладостей и кучу занятных игрушек, безделушек. Но большой радости он, Степка, не испытывал. И дело не только в том, что этого краснолицего, неулыбчивого человека каждый раз приходилось как бы узнавать заново, но и в том, что с его приездом все в доме менялось. Веселые гости матери исчезали, сама она, обычно говорливая, становилась тихой и скучной. Дом заполняли другие люди. Они мало веселились, но много и серьезно разговаривали, спорили. За столом и мать, и он чувствовали себя сиротливо. Ему не хотелось, чтобы было так. Однажды, улучив минуту, он встал на стул и прочитал басню. Гости посмеялись, но как-то уж очень сдержанно, а мать почему-то покраснела и сердито дернула его за руку.
Позднее, когда гости разошлись, отец посадил его рядом, сказал: «А у тебя, оказывается, талант». — «А ты не смейся, — сказала мать, хотя отец вовсе не смеялся. — Степа очень способный мальчик». — «Не спорю, — сказал отец. — Ну-ка, сын, выкладывай, что еще знаешь». Он торопливо прочитал одну басню, не передохнув, принялся за другую, но отец остановил его: «Не торопись. Я что-то плохо понял, о чем говорится в басне. Разъясни». Он стал повторять басню. Отец покрутил головой. «Не то, ты мне своими словами скажи, о чем в ней речь». Но своими словами он не мог. Не получалось своими словами. «Ну что ты терзаешь ребенка», — вспылила мать. Отец легонько подтолкнул его — иди в свою комнату. Он ушел, но двери прикрыл неплотно. «Ты мне из парня клоуна не делай!» — сказал отец. «Не говори глупостей! — ответила мать. — Я лучше знаю… Я воспитываю мальчика по книгам». Отец, кажется, засмеялся. «По книгам… Смотришь в книгу, а видишь в ней фигу. Чепухой забиваешь ему голову. Чужие слова повторять умеет и попугай».
Слушать все это было до слез обидно.
Отец уехал, и все пошло своим чередом. Но обида не забылась. Когда отец снова вернулся и стал расспрашивать его о житье-бытье, он бухнул: «Без тебя мы живем лучше». Отец каким-то пересохшим голосом спросил у матери: «Твоя работа?» — «Нет, — сказала мать. — Но недаром говорится: устами младенца глаголет истина. И с нею нам, думаю, надо согласиться». Отец долго молчал. Наконец сказал: «Ну что ж… Быть по сему…» Больше отца он не видел.
Вдвоем с матерью прожили недолго. В квартире поселился чужой человек, отчим. Человек этот, пока приходил в гости, к нему, Степке, относился с особым вниманием, был щедр на хвалу, разговаривал с ним уважительно, как с равным. Но едва обосновался в отцовской комнате, как вся его уважительность куда-то подевалась. Стоило по обыкновению встрять в разговор взрослых, как на лице отчима появлялась мина недоумения. А вскоре он холодновато-вежливо стал внушать, что дети должны знать свое место. Пожаловался матери. Она молча погладила по голове. Он понял: заступаться не будет.
Взрослые отделили его от себя. Одиночество было для него невыносимо. Тем более, что дружба с ребятами никак не складывалась. Он был меньше ростом, слабее своих сверстников, в разных играх оказывался на последнем месте и мириться с этим не мог…
Отчима он возненавидел тихой, неубывающей ненавистью. Изобретал всяческие способы досадить ему. Но отчим был неуязвим. Испачкал его брюки мазутом — пятна пришлось выводить матери. В другой раз во время обеда в тарелку отчима незаметно опустил две таблетки от бессонницы. Думал, что отчим заснет прямо за столом. Но ничего такого не случилось. Плотно пообедав, выкурив папироску, отчим завалился на диван, и только тут его сморил сон. Он спал почти до вечера (дело было в выходной день), встав, сказал, что прекрасно отдохнул.
