Но когда я вышел на улицу, в пестром вихре неоновых огней уже не было видно остроконечного капюшона и двух жадных, вопрошающих глаз.
Я простоял минут десять в тоскливой надежде, что девушки со смехом вынырнут откуда-нибудь из подъезда. Несколько человек прошли мимо меня, я их не видел. Затем из вестибюля появился официант.
— Держать для вас столик?
— Нет, теперь ни к чему, — ответил я. — Девушкам надоело ждать, и они улизнули домой. Я несколько часов пытался раздобыть для них столик.
Официант закурил. Это был пожилой человек со смуглым лицом и тонкой ниточкой черных усов. Втянув голову в плечи, он молча смотрел на дождь.
— Ничего, — сказал он. — Все равно скоро мы закрываем, так что у вас осталось бы совсем мало времени. — Он слабо улыбнулся. — Вам здорово не по себе? Я тоже улыбнулся:
— Разумеется! Ну, ничего не попишешь, раз так получилось. Доброй ночи вам! Мне еще целый час топать пешком до дому, а там, глядишь, и на завод пора.
— Доброй ночи!
Я пожал официанту руку и двинулся в путь. Одиноко брел я по широкому тротуару, светили фонари, бесконечной вереницей уходящие вдаль, асфальт напоминал недвижную водную гладь, и таинственными до жути казались окна, закрытые ставнями. «Наверное, теперь я всегда буду смотреть на них с этим чувством», — подумал я. Со всех сторон меня обступил сонный город; здания, освещенные снизу, вздымались в темное ночное небо, сквозь дождевую завесу, колыхавшуюся от ветра, проступали их причудливые контуры. Спрятав глубоко в карманы мокрые окоченевшие руки, я принялся насвистывать какой-то мотивчик, однако смутная тревога не давала мне покоя: а что, если я никогда больше не встречу девушку в остроконечном капюшоне?
Как-то в середине октября воскресным утром я пешком отправился в центр города. На углу Липовой улицы путь мне преградила вереница убранных цветами свадебных машин. «Астры, — подумал я. — Почему же астры? Ну да, конечно, ведь в эту пору уже нет других цветов». Многие толпились на краю тротуара, с любопытством заглядывая в машины. И вдруг каким-то боковым зрением я уловил мягкий, неуверенный взмах руки. Я медленно повернулся в ту сторону, предчувствуя, что не ошибся, и все же боясь разочарования. Две недели я ждал этого момента, этой встречи, не в силах представить себе, что она не произойдет. Я был уверен, что узнаю девушку по голосу или жесту. Конечно, ее можно было бы узнать по глазам, но не мог же я заглядывать в глаза всем встречным женщинам.
— Это ты! — как-то сдавленно вскрикнула Кати. В свете солнца, пробивающегося сквозь спокойные серые облака, она казалась усталой, поблекшей. С недоверчивой улыбкой всматривалась она в мое лицо; в первый момент я не нашел ее красивой. На ней был плащ, на шее — зеленая косынка из легкого шелка. Непокрытые волнистые белокурые волосы выглядели слегка влажными. Невольно я взял ее руку и спрятал в свою ладонь, словно яблоко. Этого жеста две недели ждали мои пальцы.
— Я повсюду искал тебя, — сказал я.
Разумеется, я верил, что говорю правду, хотя, само собой, у меня не было времени ее искать, просто я постоянно думал о ней и внимательно смотрел по сторонам, в глубине души чувствуя, что мы обязательно встретимся. Украшенные астрами машины проехали, публика разбрелась, тротуар опустел. Держа Кати за руку, я перевел ее на другую сторону улицы. Там мы в нерешительности остановились. Кати снова повернула ко мне лицо: видно было, что она рада встрече.
— Ты любишь бродить один?
— Нет, — ответил я. — Не люблю. Просто я и еще несколько человек с завода учимся, и свободного времени остается в обрез. Так постепенно и откалываешься от друзей…
— Ты мог бы поехать со мной в фазанник? — спросила Кати.
— А кто мне мешает? Тогда повернули обратно, автобус идет с Круглой площади.
Курьезное совпадение: опять я без пальто и опять, наверное, пойдет дождь. Правда, деньги у меня на этот раз были; с того дня я не выходил из дому с пустым кошельком. «Может, все-таки дождя не будет, — думал я. — Утром долго держался туман. А если начнется дождь, спрячемся куда-нибудь». Под ногами у нас едва заметно курились стертые булыжники мостовой.
