И чего их химики не готовят бульонов из ячневой крупы? Дешево! И войну бы нипочем не проиграли. Нет, они предпочитают страдать, пожирая сметану, мед, масло и кур. Там, где такое еще водится. И водится еще кое-где. «Для войны в Норвегии, дядя Иоане», — говорит примарь, подписывая ордер на изъятие продуктов. Тоже не лыком шиты, знают географию! В Корбеску составы набивают всякой вкуснотой, она прекрасно воздействует на моральный дух армии, и особенно на немецкое командование в Бельгии. О нефти и лесе помолчим, люди теперь засыпают не под тихий шепот звезд, а под оглушительный грохот составов, от которого ходуном ходит станция. Цистерны, цистерны, полные под завязку, платформы с бревнами и досками для дотов в Нормандии. Разбомбят союзники Франкфурт или Гамбург, немцы их залатают лесом из Морени или Пэдукёсул, да еще пару мостов наведут, чтобы было по чему отступать. Быстро и удобно, с помощью транспортных средств. Конечно, нетрудно вообразить себя вождем человечества, если с утра пораньше тебе составами подают мясо, яйца, колбасу и нефть. Комиссар Стэнеску затыкает рот любому, стоит вякнуть о чем-нибудь этаком, поторчал бы он хоть ночку у моего окна, познакомился бы, как я, с географией, да каша бы у него в животе бурчала… Молчу. Что-то я разворчался, честное слово, терпеть этого не могу. С некоторым, конечно, преувеличением можно сказать: я счастлив. Каша есть, в хлеву у дядюшки, директора почты в Гэешти, с навозом не вожусь и путешествовать могу где угодно. Кто сомневается, что мир принадлежит мне? Я прикрываю крышкой кастрюлю с кашей, беру папку с открытками — и привет! Торжественно вплываю в Ламантенский залив Гваделупы (60 градусов широты, 20 градусов долготы) и небрежно приветствую цепь высоких вулканов.
Сейсмические смещения бывают самые разнообразные и зависят от вызвавших их причин. На Антильских островах сдвиги глубинных слоев образовали огромные ступени, высотой до полуметра. В Прикарпатье земля трясется потому, что ее четверть часа долбят «летающие крепости», направляющиеся к Кымпине, Бэйкой и Плоешти. Последний самолет оставляет на прощание дымный шлейф и, слегка поцарапанный осколком, направляется домой, на базу. А может, ищет пастбище или лужайку, чтобы приземлиться по-человечески. Опять изо всех сил взвыла сирена. Возвращаясь со своего поста, дядя Таке приостанавливается: «На сегодня все! Расчеты оправдались. До завтра можно заниматься своим делом. А завтра, глядишь, повезет с дождичком. Как поживаешь?» Вопрос что надо! «Спасибо, дядя Таке, как всегда…» Антильские острова, Таити, Берег Слоновой Кости… «Полковник пошел домой?» — «Да, давно уже».
Настроение у него вроде хорошее. Зато у господина Ютеша… Ему так и не позволили пальнуть по самолетам! Кретины! Из одного левого он сбил бы не меньше трех! Вот я его позлю сегодня за покером. «Может, и ты придешь, Мариетта будет рада… Приходи, не валяй дурака…»
Дурака-то я валяю, да не на их манер. Сегодня вечером, например, я совершил такое, что редко кому удавалось. Играть в покер я не пошел: ясно было, что продуюсь. Я нацепил кошки, прихватил веревки и одолел самый высокий пик Памира. Внимательнейшим образом я выбирал, куда поставить ногу, и поздравил себя с умением рассчитывать. Предприятие, без сомнения, было рискованное. Солнце, распластавшее свою огненную гриву по вершинам, потихоньку сползало за край света.
В дверь постучали. Я бросился открывать. «Марчел Якоб! — вырвалось у меня после небольшой заминки. — Вот и новые лица». — «Тихо, тихо, — сказал он, ущипнув меня за руку. — У тебя никого?» — «Как видишь!» — «Тогда давай начистоту. Я спешу и рассчитываю на тебя». Марчел, казалось, был чем-то напуган, он с трудом перевел дыхание, плюхнулся ко мне на кровать и закурил что-то вроде сигареты. «Я знаю, ты славный малый. Найдется у тебя какое-нибудь тряпье, ну там брюки, ботинки, кеды?» — «Все может быть». — «Видишь ли — только, черт тебя дери, никому ни слова, — я сбежал. Я — дезертир», — произнес он трагически, разом объяснив мне свое положение. И рассказал, что работал на военизированном заводе, что немцы его ищут… «Гляди, как я одет… Меня сразу же могут схватить — и к стенке. Мне надо что-нибудь гражданское. Только быстро!»
