Согласно давно заведенному порядку, к главному вопросу профессор переходит после ужина.
— Арык чистили?
— Да, профессор, чистили.
— По скольку собирали?
— Кто тридцать дал, кто пятьдесят…
— Хорошо, пусть будет пятьдесят. Конечно, я только два месяца пользуюсь, но это неважно…
— Ну что вы, профессор! Краснеть заставляете, честное слово! Будто я за этим явился…
— Конечно, не за этим, — хозяйка тут как тут, — просто мы обязаны это сделать. Вы же не миллионер какой-нибудь, семья — восемь человек.
Туту ханум знает, что муж взял из портфеля сотенную и та сейчас под скатертью. Не исключено, что это известно и Мурсалу, хотя он, действительно, пришел в этот дом не за деньгами. Совсем не за деньгами. Он каждый раз надеется, что профессор не заведет этот разговор.
Сто рублей — что за деньги. В конце концов, если уж не хочет оставаться в долгу, чаю привез бы, конфет каких-нибудь… Вроде гостинец. Но профессор так никогда не делает, и самое удивительное, что Мурсал всегда находит ему оправдание.
— Прошу вас, профессор, не ставьте меня в нелепое положение!
— Ты за меня деньги вносил? За арык? Вносил?
— Вносил. Ну и что? Это же уважение. Долг наш.
— А мой долг — вернуть тебе эти деньги. — Профессор достает из-под скатерти сотенную. — Так что будь любезен, возьми. Остается мечеть, но на нее, как ты понимаешь, я не дам ни копейки. Заботиться о сохранении очагов мракобесия не входит в мои планы.
…Белолицую девочку в коротком платьице и белых-пребелых трусиках звали Беневша — Фиалка, а вдоль бузбулакских арыков каждую весну полным-полно фиалок. И солнце фиалкового цвета встает по утрам из-за гор. Вечером на краю неба светятся фиалкового цвета облака… Девочка — Фиалка приезжала и уезжала, а все вокруг оставалось таким же фиалковым.
Каждый раз, отправляясь к профессору, учитель Мурсал обязательно брал с собой сынишку. Брал, чтобы мальчик повидал умного человека, послушал умные речи. Мурсал почему-то был уверен, рано или поздно Теймуру предстоит общаться с такими людьми, как Джемшидов. Бог для того и послал ему, наконец, сына после пяти дочерей, чтоб он сделал из него профессора или кого-нибудь в этом духе. Разговор про пятерых дочерей превратился уже в какую-то присказку и, прежде чем отправиться с Теймуром к профессору, учитель Мурсал с этой присказки начинал свою беседу с сыном. Как будто именно потому, что Теймур — единственный брат пяти сестер, он хоть раз в год непременно должен видеть и слышать профессора. Учитель Мурсал не уставал повторять сыну, насколько это важно и необходимо. И мальчик спешил поскорее натянуть свои единственные чистые штанишки и незалатанную рубашку — во-первых, ему не каждый день разрешали их надевать, а во-вторых, фиалкового цвета облака влекли, манили его…
Там, в доме Джемшидова, был мир фиалковых облаков. А рядом с ним был совсем другой мир; были пять его сестер, был их маленький тесный двор, были женщины в залатанных трикотажных штанах, они мыли посуду у родника, лепили кизяк на стене, пололи огороды… У колхозного амбара вечно бродила бездомная сучка, и когда живот у нее раздувался, а сосцы набухали, все начинали подсмеиваться над сторожем Мисирханом; щенков этой сучки звали Мисирхановым потомством. Мальчик понимал, почему так говорят, и мучился от того, что понимал это. Видя эти набухшие сосцы, он стеснялся глядеть на женщин, что мыли у родника посуду и пололи огороды; в школе он стеснялся глядеть на учительницу, потому что у богини из учебника «История древнего мира» были точно такие же набухшие собачьи сосцы, и знал это он один… Как-то раз, когда он после уроков пришел к матери, вместе с другими женщинами половшей огород, Гюльзар вдруг взяла его сумку и начала листать «Историю древнего мира». Она открыла ту самую страницу — две картинки друг против друга; «Бог» и «Богиня», — увидела их и так громко расхохоталась, что женщины собрались и стали рассматривать картинки. Вроде, они даже радовались, что Бог и Богиня такие уродливые, они весело хохотали, только тетя Шейда не смеялась, разозлилась, позеленела даже… Вырвала у женщин учебник, зашвырнула подальше и вдруг ни с того ни с сего набросилась на Гюльзар, сидевшую под ореховым деревом.