— Ну как, очухался? Да, набрались мы вчера, нельзя столько пить! — Элаббас сел рядом, положил руку мне на плечо. — Ты не злись, что обманул насчет трампарка. Я правда хотел туда. Ходил, ходил, говорят: подожди… А тут иду — на двери объявление: требуется кочегар. Пошел к директору… Дельный мужик оказался. Вот работаю. Какая разница — в парке или тут кочегаром? Главное — какое-то время перебиться, а там видно будет… Подожди, я сейчас.
Элаббас вернулся, держа в руках мою рубашку и брюки… Они были выстираны, выглажены, да так чисто, что и не узнаешь.
— Видал? — Он аккуратно положил на табуретку мою одежду и вдруг громко расхохотался. — Я тебя от дома Салима Сахиба на горбу тащил. Хорош ты был… — Элаббас покрутил головой, потом опустился на колени и, воздев руки к потолку, произнес с комической торжественностью: — Слава тебе, всеблагой! Если после вчерашних происков шайтана мы еще целы и невредимы, значит, ты и впрямь покровитель сирых и неимущих!..
Я вышел во двор умыться и остановился пораженный — за одну ночь все краски обновились… Солнечный свет был чистый, свежий, прозрачный… Господи, что за чудо? Как это могло случиться? Солнечный свет не взбаламученный ручеек, чтоб отстояться за ночь!..
Двор показался мне знакомым, когда-то я был в этой бане. Но когда и где находится эта баня, вспомнить я не мог, будто память моя, истаяв за ночь, смешалась со светом, состоявшим из белого, красного, желтого, и растеклась по земле: от Баку до самого Бузбулака… И свет этот, вобравший в себя все оттенки радости: белый, оранжевый, красный, был свет моей двадцатитрехлетней жизни. Эти желтые отсветы я каждое утро видел, когда всходило солнце, красным был цвет самого солнца — звонкие, праздничные краски этого мира, которые я то терял, то находил вновь. И в это утро во дворе бани я пребывал в полном согласии с миром. Если бы не одно — если б я не ходил к Салиму Сахибу… Стоило вспомнить об этом, мороз продирал по коже. Как только в памяти всплывало багровое с вытаращенными глазами лицо, где-то в глубине моей души вздымался черный ветер, ветер этот хотел задуть, загасить яркость мира, его белое, желтое, розовое сияние. Но сделать этого он не мог, потому что рядом со мной был Элаббас, а может, еще почему-то, но только в то утро я был спокойный и сильный… И ничего нет зазорного в том, что Элаббас живет и работает здесь, в котельной, зря он скрывал от меня. Это же прекрасно, что можно жить и так: не приспосабливаясь, ни перед кем не сгибая спину… И может быть, именно потому, что я понимал это, мне было так спокойно и легко во дворе этой бани.
Двор со всех четырех сторон окружен был домами, построенными на старинный лад, с высокими потолками, со стеклянными галереями. Над баней тоже были жилые квартиры, и как раз напротив элаббасовской кочегарки в открытом окне стояла красивая девушка — может быть, поэтому мне не хотелось уходить со двора?.. Окна этих домов с высокими потолками были чистые — совсем не то, что у нас в общежитии. Дома дышали теплом человеческого жилья, а я крепко наскучался по дому, по семье — может быть, еще и поэтому мне не хотелось уходить с этого двора… Отсюда не были видны ни высокие дома, ни улицы, забитые людьми и машинами, ни университет, ни общежитие, ни черные ворота Салима Сахиба, через которые я проходил ночью…
* * *
Выходя из маленьких чугунных ворот, отделяющих этот мир от огромного города, я обернулся и взглянул на «резиденцию» Элаббаса.
Взглянул на окно, где только что стояла красивая девушка. Сейчас ее не было, но чистые стекла окон сверкали, и крупные виноградины в гроздьях спелого «шаны», свисавшие с ветвей мощной лозы, что поднималась из земли у самой кочегарки и затеняла чуть не полдвора, были очень похожи на глаза той девушки.
К Салиму Сахибу мы шли пешком. Проносились такси с зеленым огоньком, и Элаббас поднимал руку, но я не давал ему остановить машину. Я хотел идти как можно дольше, словно хотел подольше пожить на свете, до того как зайду в тот дом. В мире, где я хотел бы пожить, появились теперь гроздья «шаны», чьи крупные, чистые, налитые ягоды так похожи на девичьи глаза и чьей единственной грозди мне хватило бы на всю жизнь. Но если так, зачем идти к Салиму Сахибу?..
