К Борису Николаевичу она перестала ездить. Не хватало времени. А потом сама все время оттягивала момент этой встречи. Ведь теперь она была верующей, а он… Он не знал церковной жизни, а значит, верующим не был. Так однажды ей сказал брат Петр. Она не знала, как он теперь ее примет и примет ли вообще. Понимала, что должна сходить к ним и засвидетельствовать о Боге, но чего-то боялась. Это сильно томило ее. Со своими родственниками она и раньше мало встречалась, почти не знала их. Но все же оставались два человека, которым она была обязана рассказать о своей вере – это ее мать и Борис Николаевич. Она все ждала того дня, когда примет водное крещение, и тогда с легкой совестью сможет сказать им: «Теперь я христианка». Но если они спросят ее дальше, она не знала, что отвечать. Слово «баптизм» уже не звучал для нее так пугающе, как раньше, но все равно внутренне коробил. Почему нельзя сказать про себя просто – «я верующая, я христианка»? Почему надо обязательно прибавлять, какая христианка – православная, католическая или баптистка? Разве Христос разделился на несколько частей, разве Он не один для всех? Она подходила с этими вопросами к брату Петру, но он раздраженно отвечал ей, что православие и католичество – это идолопоклонство, там молятся иконам, а у баптистов нет икон, значит, они и есть церковь Иисуса Христа. К тому же они не крестят младенцев и разбирают Библию. Она молча выслушивала эти ответы, но на душе все равно не было спокойно. Словно внутри сидел какой-то любопытный чертик и постоянно подсовывал в голову разные вопросы. Она гнала эти мысли прочь, но они не уходили.
Надвигались холода, и на последнее воскресенье октября было назначено водное крещение. Она очень переживала. Крестились кроме нее еще трое человек. Рано утром они поехали на озеро вместе с пресвитером братом Юрой и другими членами церкви. В автобусе за простыней она сняла свою одежду, оставшись в одном нижнем белье, одела белый халат, голову повязала белым платком, вышла и подошла с другими к берегу озера. Сперва запели торжественный гимн на крещение. Потом брат Юра стал громко молиться и просить Бога за каждого человека. Ее сердце усиленно билось. Тело стала колотить дрожь. Она посмотрела на воду. Дул холодный ветер, и она со страхом понимала, что сейчас ее окунут в эти ледяные волны. Из оцепенения ее вывел возглас Пастора: «Не бойтесь, маловеры! Будьте верующими, а не неверующими! Господь, благослови!» Хор запел христианский гимн на крещение. Они встали друг за другом. Она была третья. Когда подошла очередь, дрожь и какая-то паника настолько охватили ее, что захотелось бросить все и всех и бежать обратно. Но тут она опять вспомнила слова о Жизни Вечной и смело шагнула в холодную воду.
Она ожидала, что сейчас судороги скуют ее ноги, но чудо – совершенно не ощущала холода. Воду вокруг них с Пастором словно кто-то нагрел. Даже пар шел от этого места. Пастор, положив свою правую руку ей на чело, сказал: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа», и резким движением окунул ее голову в воду. Вода обожгла тело, но ей было не холодно, а наоборот, стало очень жарко. Выходя из воды, она посмотрела на небо. На какую-то минуту тучи расступились, и солнечные лучи осветили собравшихся. Сестры кинулись ее обнимать, поздравлять с водным крещением, теперь она не просто человек, она их сестра во Христе Иисусе. Синими губами она их благодарила. Ее быстро повели в автобус, где она переоделась в заранее взятую сухую одежду, натянула на голову шапку, и все поехали в церковь.
Церковью они называли небольшой зал в библиотеке, который уже давно арендовали через одну уверовавшую библиотекаршу. Зал состоял из двух помещений, пересекавшихся посередине, образуя общее пространство. Там была кафедра, куда выходил проповедующий брат, а в залах стояли самодельные скамейки. Сестры, как правило, сидели в большем зале, а братья – в меньшем. Только сидевшие на первых рядах видели друг друга, а те, кто сидел в середине и конце залов – лишь кафедру с проповедником. Чистота и целомудренность, с которой она встретилась здесь, с первых минут знакомства с церковью, приятно поразили ее. Такой чистоты слов и обращения друг к другу она нигде не встречала, разве что у Бориса Николаевича, но он был не в счет.
