Повесть об Атлантиде - страница 10
— Что там у тебя, Аленов, под партой? Давай сюда.
— У меня? Ничего нет. — Юрка подвигает ногой тетрадь поближе к Димке.
— Полуянов, подними и дай мне.
Димка в нерешительности смотрит то на учителя, то на Юрку. Наконец он делает выбор и протягивает руку под парту.
— Виктор Николаевич… — Юрка почти умоляет. — Вы поймите!.. Это нельзя показывать. Никому! Честное слово!
— Что там у тебя?
— Тетрадь.
— Хорошо, — говорит учитель, — я не буду читать твою тетрадь. Но пусть до звонка она полежит у меня на столе.
Нет, Юрка не хочет! Он боится. Взрослые слишком благоразумны и рассудительны. Они понимают много и вместе с тем мало. То, что ты строил всю жизнь, они могут разрушить одной улыбкой или одним словом. Нет, Юрка не хочет!
А Димка уже тянет руку… Тогда Петька, нырнув под парту, хватает тетрадь и прячет ее в карман. Учитель так и не разглядел ничего: мелькнуло голубое и скрылось.
— Исаев, дай сюда.
— Я не отдам.
— Почему?
— Это не мое.
— Исаев… — учитель говорит спокойно, но уже не улыбается. — Слушай, Исаев. Вас тридцать человек в классе… Если меня не будет слушаться один, то не будут и остальные. Мне просто не справиться одному. Ты Должен отдать тетрадь.
— А вы… когда учились в школе… вы бы отдали?
— Я бы отдал. И ты должен отдать.
— Нет.
— Почему?
— Это не мое.
По классу прокатывается сдержанный смешок. Учитель краснеет.
— Исаев, выйди из класса.
— За что?
— Выйди, или уйду я!
«…или уйду я!» — эти слова безотказно действуют даже на самых строптивых. Но не на Исаева.
— А за что?!
Притихший класс испуганно и почтительно смотрит на Петьку.
— Если ты сейчас же не выйдешь, — медленно говорит учитель, — то я буду требовать исключения.
Теперь уже и Петька понимает, что перегнул. Но подчиниться просто так тоже невозможно… Поэтому он выходит из-за парты, направляется к двери, но на пороге задерживается.
— Я вам ничего не сделал, вы не имеете права кричать, — говорит он, хотя Виктор Николаевич вовсе не кричал. Наоборот, голос учителя неестественно спокоен.
Петька закрывает дверь, и учитель слышит, как он, удаляясь, нарочито громко стучит каблуками по полу.
— Полуянов, пожалуйста, догони Исаева, скажи ему, чтобы он после урока пришел в кабинет директора.
Димка вылетает из класса. Остальные настороженно следят за учителем: что же теперь будет? Ничего. Только рука Виктора Николаевича, протянутая к доске, чуть дрожит: линия, которая должна быть прямой, получается криво. Виктор Николаевич стирает ее, снова чертит, опять стирает. Наконец все в порядке.
— Итак, мы говорили о том, что на каждого человека давит столб воздуха весом более десяти тысяч килограммов. Почему же его не расплющивает такое давление?..
После урока Виктор Николаевич и Петька идут к директору. Петька шагает сзади — руки за спиной, — как арестант. Виктор Николаевич немного остыл и уже жалеет, что не постарался справиться сам. Получается, будто он совсем беспомощен. Но слово сказано.
— Можно к вам, Платон Яковлевич?
— Угу… — говорит директор, не отрываясь от бумаг, но, заметив Петьку, добавляет: — Входите, пожалуйста, Виктор Николаевич.
Учитель не знает, с чего начать разговор. Жаловаться на Исаева? Рассказать о встрече на берегу? О том, что они давно уже почти враги — он и мальчишка? Нелепо!.. И учитель говорит:
— Платон Яковлевич, Исаев сегодня сорвал урок… Я не знаю, что с ним делать.
— Опять Исаев! — мохнатые брови директора ползут вверх, изгибаются, как гусеницы. — Что же, Исаев, выгнать тебя в конце учебного года?
— Я ничего не сделал, — глухо отвечает Петька.
— А все-таки?..
— Я не отдал ему тетрадь.
— Кому это «ему»? — повышает голос директор.
— Учителю.
— У учителя есть имя!
Петька молчит.
— Что за тетрадь?
— Не знаю.
— Это твоя тетрадь?
— Нет.
— Чья же?
— Одного ученика.
— Какого ученика?
Петька молчит.
— Почему у тебя оказалась чужая тетрадь?
Петька молчит. Он смотрит директору прямо в глаза и, конечно, не подозревает, что он — именно Петр Исаев — нравится директору больше, чем любой из учеников Усть-Каменской школы. Но директор не имеет права любить одних больше, чем других. Поэтому он говорит по-прежнему строго:
— Ты знаешь, Исаев, что будет, если я на педсовете поставлю вопрос о твоем исключении?
