Задержанный тут же испарился, а участковый пытался хоть вчерне разобраться с ним, потирая виски впервые в жизни заболевшей головы.
Сидя в коридоре, Летягин беседовал со своей совестью. По договоренности один из голосов стал отзываться на кличку Резон, а второй довольствовался прозвищем Красноглаз.
"Раз вы возникли, так не мешайте мне хотя бы, - говорил Летягин, - все же вы не заморские генералы, а своя родная шизия".
"Кто мешает? - захлебывался Красноглаз. - Мы же твои маленькие друзья. Одни тебя и любим. Во-первых, с нами не пропадешь. Во-вторых, убить, полюбить, а особенно выпить кровь - всегда поможем. Будем обслуживать регулярно, по расписанию - чтоб ни дня без этого дела".
"Как это кровь?" - обомлел Летягин.
"Сядь да покак", - нагрубил в первый раз Красноглаз.
"Домой вам возвращаться нельзя, - талдычил Резон. - Лейтенанта вспугнули, он сейчас звонит в РУВД. А там запросто вытребуют ордер на арест. Попадете в следственный изолятор и уж признаетесь во всем..."
"Чего же делать?" - растерянно спросил Летягин.
"Для начала сходить в прокуратуру. Поинтересуйтесь там насчет... и вообще..."
Помощник прокурора оказался симпатичной молодой женщиной Екатериной Марковной.
Екатерина Марковна приняла с милой улыбкой, правда, спросила, учтен ли посетитель в психоневрологическом диспансере. Потом она, скорее по-докторски, чем по-прокурорски, стала успокаивать Летягина, просвещая насчет количества гражданских исков, связанных с ветшанием и разрушением жилищ. Еще она раскрыла, по большому секрету, - наука пока бессильна понять, что же происходит, и поэтому просто отмалчивается. Да, да, подхватил Летягин, однажды я ученого на лекции спросил насчет своей квартиры, а он на меня так посмотрел, будто я сморкнулся без помощи платка. И, наконец, проникнувшись окончательным довернем, Летягин рассказал, как у него отрастают клыки и язык, как участковый Батищев ему мокруху клеит, и под конец спросил, какие конституционные гарантии может получить гражданин, если у него лицо и туловище не всегда такие, как у всех.
- Я, конечно, не медик, - начала спешно закругляться прокурорша, провожая Летягина к дверям, - но мне кажется, вам надо просто лучше питаться. Заниматься спортом. Записаться в художественную самодеятельность, танцы, пение очень помогают. Или устроить личную жизнь, - последнее было сказано не без оттенка печали.
Она протянула узкую ладошку.
"Питаться, питаться... Смотри, какая у нее аппетитная шейка, подначивал Красноглаз. - Это тебе не боров лейтенант. Согласись, привереда, с женским материалом работать и проще, и приятнее".
Летягин как раз взял нежную прокуроршину ручку в свою ладонь и вместо того, чтобы пожать ее, застыл, боясь шевельнуться - будто его посадили на кол. Он изо всех сил пытался не поддаться дурному влиянию Красноглаза и Резона.
Екатерина Марковна приблизила к нему свое умное неравнодушное лицо и максимально убедительно сказала:
- Я понимаю, вам сейчас тяжело. Образовался комплекс загнанности, который породил странные ощущения. Но только вы сами можете его разрушить. Повторяйте про себя: "Я нормальный, я симпатичный". Вот вы улыбались, и я видела - никаких клыков нет.
"Еще как есть", - хохотнул Красноглаз.
Она была совсем рядом, прокуроршина почти девчоночья шея, оттененная кружевным воротничком, с такой видной, такой призывной голубоватой жилкой. Ощущения Красноглаза начали передаваться Летягину, и он почувствовал биение ее крови. Он понял: подкатила волна и начинает преображать его. Предупреждая прокуроршу, Летягин поднял вверх указующий перст свободной руки.
- Что, "скорую"? - не поняла Екатерина Марковна. - Я сейчас...
Пытаясь что-то сказать, Летягин открыл рот. По расширившимся зрачкам он понял, что она _увидела_.
"Объект готов к донорству и развертке, - телеграфировал Резон. Артерии не трогать. Передаю расположение участков проникающего или слизывающего воздействия. Предпочтительные. Внутренняя яремная вена. Шея. Срединная вена локтя. Локтевой сгиб. Возможные. Подколенная вена. Бедренная..."
Комната распалась, как карточный домик, и Летягин закачался на поверхности залитой серым светом воронки. Екатерина Марковна вдруг вывернулась наизнанку и стала кустом, состоящим из текущих прямо по воздуху струек красной жидкости.
