Представляете, какое должно быть ощущение у человека — жизнь каждого оценена, защищена законом, каждого… кроме него самого. И вот он сам, такой беззащитный, по сути, только недавно оправившийся после болезни, едет невесть куда с твердым решением «защищать слабых и малых».
Или, например, другой вопрос: заинтересовало меня, кто такой смерд. Смердами называли крестьян. Но что означало само это слово? Оказывается, об этом долго и упорно спорят ученые. Доказывают: само название произошло от высокого слова «человек», «мужчина». Так звучало оно в разных вариантах от Черного моря до Прибалтики, гордо звучало. Известно, что смерд обрабатывал землю, становился воином, когда нападали враги. Но тот, кто растил хлеб, кто защищал родину во все века, как известно, оставался бедным, презираемым. И чтобы больше унизить его, уже стали обидно поговаривать: «смердит». Как потом презрительно звали: «человек» — слугу, лакея, раба.
Я уже говорила вам, что таких вопросов полно на каждом шагу. Вы сами в этом убедитесь. А как я стала писать эту книгу о богатырях, я и сама не знаю, только очень мне хотелось рассказать о них, чтобы вы увидели их такими, какими вижу я.
Итак, иду я по сюжетам былин: «Исцеление Ильи Муромца», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Первые подвиги Ильи Муромца», «Добрыня и Алеша Попович» и многих других. Додумываю свое? Не без этого. Какой же писатель не видит мир по-своему. Но в основном я стараюсь «вычитать» то, что заложено в былинах, воссоздать исторические события тех времен, обстановку, сохранить характеры былинных героев. А они такие разные — былинные богатыри. Былины не только воспевают подвиги храбров, они умеют подметить человеческие слабости своих героев, подшутить над ними. И тогда предстает перед нами во всей сложной многогранности лукавый храбр Алёша Попович или франтоватый молодец рыжий Чурила, который, чтобы казаться выше своего роста, носит… башмаки на высоченных каблуках. Словом, они живут своей простой и непростой человеческой жизнью — наши храбры.
А теперь я хочу вас проводить на границу между Русской землей и диким полем — так в те времена называли степь.
Там, где лес встречается со степью, на широком раздолье весенней воды, по княжьему велению спешно ставили мал нов город — крепость крепкую.
Белесо кудрявились на высоких крутых берегах дымы. Печи, выдолбленные во лбу горы, неугасимо мерцали в ночи.
Гора сторожко глядела во тьму тысячью глаз. Искусные мастера днем и ночью калили в печах краснобокий кирпич. Едва успев остыть, он шел в дело — в кладку, в основу стены.
Глину таскали снизу. Провальной ямой все шире разевала рот гора. Скалилась раздробленными каменными зубами. Будто облизываясь, высовывала рыжий растоптанный язык. Лошади слепо водили запорошенными глазами. Их исполосованные спины были покрыты белой от камня и ржавой от глины пылью, будто чепраками.
Город кишел пародом, как развороченный муравейник.
* * *
Ещё совсем недавно жители здешних разбросанных по берегам сел, идя за плугом, с опаской поглядывали вокруг. И если угадывали вдали черное летучее облако, бросали и пашню, и плуг, и дом и, подхватив детей, бежали в леса. Пропадай оно пропадом все! Только бы ноги унести! Степняки! Кривоногие, длиннорукие, с ором звериным налетят нежданно, разграбят и сожгут дома, перебьют народ. Низкорослые косматые их кони вытопчут копытами поля. Сами степняки хлеба не сеют, домов не строят. Так и живут — сегодня тут, а завтра там. Кочуют, гоня по степи свои стада, и возят за собой свои кибитки с женами и детьми. Несметная сила их бродит ныне вблизи.
Вот и приходится отступать, уходить все дальше в леса. Скоро и вовсе нигде не будет житья русскому человеку. Потому и решил киевский князь Владимир кликнуть клич.
И откликнулись. Кого тут только нет!
Раньше звались по своим племенам: поляне — те, что на поле, древляне — те, что в лесу, дреговичи и кривичи — те, что в дреге болотной и в криви — топи, уличи — что в самом углу, радимичи и вятичи — что ведут свои роды от пришлых братьев Радима и Вятки и иные прочие. Теперь же вот сошлись воедино и стали все вместе — Русью.
