Владелец замка рыцарь Ожье де ла Тур барон де Понфор был сеньором обширного домена[11] в сотни тысяч туазов земли с прикрепленными к ней крестьянами окрестных деревень. Часть земли была отдана им неимущим рыцарям. Владение этими землями — фьефами — подчиняло их хозяев барону де Понфору, делая их его вассалами. Крестьяне были обязаны обрабатывать земли своего барона, исполнять все работы по укреплению, содержанию и обслуживанию замка и в случае войны собираться в нем и, берясь за оружие, защищать его. За это они получали в собственность ничтожные клочки земли — цензивы, — но часть урожая с них они обязаны были отдавать барону сверх денежной подати. Рыцари–вассалы были обязаны помогать своему сюзерену в случае войны людьми, оружием, продовольствием и вместе с ним защищать его замок. В округе говорили, что вместительные подвалы его хранят запасы продовольствия на год.
Рыцарь Ожье был связан родством со знатными семьями сеньсров Иль‑де–Франса, такими, как графы де Корбейль и сиры де Монтлери и де Монморанси, враждовавших с королем Людовиком VI, прозванным Толстым, унаследовавшим только год назад, в 1108 году, престол своего умершего отца, короля Филиппа I.
Молодой король со всем пылом принялся за борьбу с феодальной властью знатных сеньоров, за расширение своих владений и укрепление своей королевской власти.
Связанный родством с врагами короля, рыцарь Ожье в то же время вел непримиримую кровную борьбу с одним из ближайших друзей Людовика VI — сиром Рено дю Крюзье, прозванным «Черный Рыцарь». Из рода в род столетиями длилась смертельная вражда семей де ла Тур и дю Крюзье.
И теперь коронованный друг Черного Рыцаря не может не обратить своего алчного внимания на замок Понфор и заодно на весь домен, оправдываясь благородным чувством дружбы к сиру дю Крюзье. В любой день и час доаорный на верху главной башни может заприметить в рядах двигающегося к замку войска лиловое, украшенное золотыми лилиями королевское знамя…
На следующее утро после неудачной охоты на оленя рыцарь Ожье проснулся не в духе. Он без всякой причины накричал на своего шамбеллана, в обязанности которого входило будить своего господина. И на экюйе, помогавшего ему одеваться. Сверх рубашки были надеты короткие, до колен, штаны, стянутые поясом, длинные синие чулки, мягкие кожаные полубашмаки. Затем был надет льняной камзол, а на него — шелковый темно–желтый кафтан, узкий до пояса и падающий широкими складками к ногам. И когда наконец были пристегнуты на ремешках широкие рукава, рыцарь пнул ногой экюйе, сказав, чтобы тот убирался ко всем чертям, а шамбеллану приказал сказать монаху, что болен и не придет в капеллу слушать мессу.
Оставшись один, рыцарь лег ничком на каменный пол крестом: с растянутыми в стороны руками, головой к востоку — Иерусалиму, где находится гроб господень, отвоеванный у нечестивых сарацин доблестными рыцарями–крестоносцами, и зашептал молитву.
Так молились только благородные рыцари, основной доблестью которых было охранять истинную веру и, если надо, умереть за нее. Когда рыцари слушали в церкви мессу, то перед началом чтения евангелия они вынимали мечи из ножен и держали их обнаженными до конца чтения. Это значило: «Если понадобится защищать евангелие, То мы тут!» Таково богом указанное призвание рыцарей.
Спальня находилась в третьем ярусе главной башни. Два узких окна, пробитых высоко в широком своде толстых стен, пропускали тусклый свет, и в комнате было темно и холодно. Потолок нависал тяжелым шатром свода. У одной стены стояла деревянная кровать и низкое, без спинки деревянное кресло, вдоль другой — скамья и перед ней стол.
Наскоро пробормотав положенное количество молитв, рыцарь поднялся с пола, тряхнул головой, откинув со лба волосы, выпрямился, потянулся и громко зевнул. В ответ ему со стороны стола послышался тихий визг.
Рыцарь усмехнулся:
— Ты тоже зеваешь, Клошэт?
Он подошел к столу. На нем — металлический стаканчик с игральными костями и позолоченный обруч для головы. На скамье, на шелковой синей подушке, стояла комнатная собачонка–левретка с блестящей короткой шерстью мышастой масти. Она дрожала, переступая своими длинными и тоненькими ножками. Потягиваясь, она, как кошка, изгибала дугой спину, и выступавшие при этом позвонки, ее острая мордочка с выпученными шариками глаз, прозрачные ушки, длинная изогнутая шея и отвислый прутик хвоста с загнутым кверху кончиком делали ее похожей на маленького злого дракона.
