А старуха Гонча тем временем извлекла из принесенной председателем корзины мясную вырезку, обернутую в чистую белую тряпицу, горшочек густых деревенских сливок, сливочное масло в медной пиале, тендирный чурек.
- Ай, спасибо, Сараджам. Спасибо! - приговаривала старуха, выставляя все это на стол.
- Сараджам это кто? - спросила Сарыкейнек.
- Жена председателя. Учительница. Очень уважает нашего старика, иногда приходит сюда со школьниками, чтобы Гадирхан рассказал, как жили в старые времена!
- И про что же он рассказывает? - поинтересовался я.
- Про удалых разбойников, - коротко, как бы нехотя ответила бабушка Гонча.
- Ну уж про разбойников! Ты скажешь! - подал голос старик. - Аразгараглы Сулеймана, про Сумасшедшего Али... Так прозвали его за безумную удаль, пояснил старик. - Бек, видишь ли, отнял у него дочь. Он убил этого бека и подался в бега... Отчаянный был человек!
Меня всегда очень интересовали гачаги. Слово это буквально означает "беглец", но в народе оно обрело иной смысл, а именно: удалец, герой, народный мститель. .. Помню, маленьким я очень боялся темноты, и в минуты, когда в комнате выключали свет и воспитательница закрывала дверь, я, чтобы не трусить, представлял себя большим, сильным. Чем-то похожим на легендарного Гачага Наби. Быть может, происходило это потому, что рос я без отца и отсутствие близкого человека, с кем мог встать вровень хотя бы в своих мечтах, привело меня очень рано в мир героических сказаний, дастанов... Теперь, когда я вырос, пожалуй, единственное, в чем мы схожи с Наби, - это то, что у меня есть своя Хаджар, своя верная и преданная подруга - Сарыкейнек.
Пока я предавался размышлениям, а старый Гадирхан дремал, женщины хлопотали по хозяйству. Разделали мясо, почистили зелень, поставили на огонь небольшой медный казан. И вот уже все готово, стол накрыт. Закипела похлебка, источая по всей комнате аромат. Гонча попробовала было разбудить старика, чтобы тот поел горячего, но безрезультатно.
- Ладно, пусть поспит. Сон сейчас для него важнее, чем еда, - решила старуха. И усиленно стала потчевать нас с Сарыкейнек.
Я мигом расправился с содержимым своей тарелки и вышел на веранду покурить. И тут через открытую дверь слышу, как старуха пытает Сарыкейнек, расписались ли мы. Говорит, бывает, что со свадьбой тянут, ведь для хорошей свадьбы сколько надо всего - и дом, и мебель, и постель, и посуда! - так вот, пока, говорит, то да се, молодые, глядишь, сходят в загс... Тогда, говорит, все законно, даже и без свадьбы! (Смотри-ка, грамотная старуха!) Услышав от Сарыкейнек, что пока мы не расписались, старуха смолкла. Из комнаты доносился только стук посуды, прибираемой со стола.
Когда я вошел, старуха глянула на меня исподлобья.
- Вот что, парень, собирайся! - решительно сказала она. - Переночуешь у нас.
- Почему?
- В своем поселке делайте все, что вам вздумается, А у нас с этим строго...
- С чем, бабушка? - спросил я.
- С этим, - и старуха взглядом показала на Сарыкейнек. - Чтобы дочка покойной Саяд на виду у всех распутничала?!
- Да о чем это вы, бабушка?-вспыхнула Сарыкейнек. - Фата невесты для меня священна. И Валех, слава богу, не такой парень!
- Ладно, что говорить пустое, - прервала ее Гонча. - Бог свидетель, я не хотела тебя обидеть. Делайте что хотите. .. - И она направилась к двери.
Примирение произошло на пороге. Женщины обнялись, постояли, о чем-то пошептались.
- Быть может, Валех, прихватим одеяла и подушки, а? - сказала, повернувшись ко мне, Сарыкейнек. - А то у дедушки, я смотрю, с постельными принадлежностями небогато. Идем, тетушка Гонча даст.
- Нет, не надо, - решил я. - Все равно по очереди придется возле дедушки сидеть. А вздремнуть есть где, Во дворе на топчане...
На том и порешили.
.. .Ночью дедушка метался в постели, кашлял, хватаясь за грудь. В бреду продолжал спорить с председателем колхоза.
Мы накрывали его одеялом, но одеяло то и дело сползало на пол. Клали мокрую тряпицу на лоб. Лоб пылал,
Вскоре мы оба стали клевать носом. Сказывалась усталость после дороги.
- Вот что, ты иди поспи, а я посижу, - сказала Сарыкейнек. - Я тебя разбужу, и ты сменишь меня.