Накануне мы всем семейством ходили в кино "Эль Лисео", смотрели "Человека с "Испано". Мои родители предпочитали французские фильмы. Сегодня я часто пытаюсь понять, откуда возник в нашем доме пиетет перед всем французским? Мне кажется, родители попросту подражали семейству Лопеса де Калье. Им хотелось во всем походить на своих господ и на их великосветских друзей, приезжавших из Мадрида на охоту.
Вспоминаю героя картины: напомаженного фата с бархатными глазами. Во всем ему сопутствовали успех и удача, женщины его обожали... Вдруг он отказывается от всего этого, становится деревенским священником. У хроники новостей был совсем другой герой: почти мальчик с лицом подростка, Шарль Линдверг приземлился в Бурге. С очками авиатора на лбу он спрыгивает из допотопного самолетика с колышущимся на ветру парусиновым верхом. Он оказывается в море цветов, робко пытается пробраться сквозь толпу приветствующих его людей.
После сеанса, в толпе выходящих из кинотеатра, я почувствовала нежное прикосновение чей-то руки. Не поворачиваясь, я поняла, что рядом Тксомин. Меня поражало, что он всегда знал, где меня найти. Словно охотник в Африке, на сафари, идущий по следу своей добычи. Он то и дело оказывается рядом со мной: я чувствую его как бы случайное прикосновение, встречаюсь с ним глазами. Я сжимаю его руку, мне так приятно чувствовать её в своей ладони. Притиснутая к нему толпой, я вдруг чувствую тайное запретное желание. У выхода меня ждут мои близкие. Я успеваю только шепнуть ему:
- Мы завтра поедем в Лекейтио на пикник.
Вот уже которую ночь после изнуряющей дневной жары, когда в воздухе чувствуется приближение грозы, мое тело переполняет сладостное томление. Я пытаюсь противостоять просыпающейся во мне чувственности; я покрываюсь испариной. Я с трудом заставляю себя не тронуть низ живота. Завтра нужно непременно пойти на исповедь, покаяться святому отцу. Чувствую себя самой великой грешницей на свете. Только ближе к рассвету, когда дымка тумана опускается на землю, принеся долгожданную свежесть, я ощущаю радостное облегчение, словно трава, глотнувшая влагу утренней росы. Этот день обещал стать для меня особенным. В полосах света, проникающего сквозь щели ставен, кружились, переливались, словно перламутровые, крошечные частички пыли. Стены комнаты и мое тело от реек жалюзи казались полосатыми...
Наш старенький джип, с трудом преодолев подъем до Ереньо, легко бежит по дороге, утопающей в зелени ольховой рощицы, посреди великолепного буйства красок и запахов жимолости и эвкалипта. Вижу веселого, распевающего песни дона Исидро без пиджака, в подтяжках. Мы с Кармелой на заднем сиденье - переглядываемся, наблюдая за тем, как наш родитель одной рукой держит руль, а другой с игривой нежностью гладит колено нашей матушки. Тоном веселой заговорщицы она кокетливо велит ему держать руль обеими руками и внимательнее смотреть на дорогу.
- Только представь себе, каково будет Алехандро, случись что с нами, - говорит она.
Алехандро - кузнец из Маркино. В свое время ему и отцу в их родной деревни не было равных в пелоте. Дон Исидро достал нас своими воспоминаниями об их былых победах и совместных пирушках.
- Ну нет, только не сегодня, - отвечает он маме. - В этот благословенный Богом день ничего дурного с нами не может произойти.
Сколько лет прошло, а я по сей день слышу тот ироничный смешок, которым он скрепил столь удачную для себя сентенцию. Каково же мне сейчас это вспоминать! Знала ли я тогда, чего я сама хочу? Скорее всего я неспособна была это сформулировать. Разве только что хочу быть с Тксомином вдвоем, только он и я.
На последнем повороте наконец-то из-за кустов мимозы появилось море огромное, бескрайнее. Множество парусников казались отсюда малюсенькими разноцветными точечками. На переднем плане зеленый откос огромной скалы, за ней крутой спуск в Лекейтио. Полдень. Звонят колокола церкви Санта-Мария. Прихожане сразу после обедни разбредаются по террасам таверн на знаменитой набережной Тксако. Эта набережная всегда пользовалась особой славой среди моряков рыболовецких шхун. Наш дядюшка, наш любимый тио Пако - родной брат моей матери - был настоящим морским волком, хозяином своей судьбы, ходил на собственном траулере "Вирген де Арнотеги". Помню, как он рассказывал о посещениях местных баров. Самым его любимым был, конечно же, Гау Тксори. В одно развеселое воскресенье они там здорово подрались с моряками из Мундаки. Те специально спровоцировали драку с ним и его командой. Такие разборки в то время были в порядке вещей. Тогда не существовало четких границ тралового промысла, и моряки часто выясняли отношения с помощью кулаков.
