— Вот кому хорошо жить, — вздыхает какой-нибудь батрак.
— На то они и господа, — отзывается женщина.
— Ну и что же? Не такие самые они люди, что ли? — крикнет кто-нибудь. — Почему же им все даром приходит? Почему мы должны на них работать?
— Ну так и не работай. Кто тебя заставляет?
Казалось, вот-вот разгорятся споры. Но почему-то разговор в таких случаях сразу же прекращалась.
В разных местах, в разное время Юзик часто слышал подобные разговоры, но они его не волновали. Только однажды он заинтересовался, когда черный лохматый кузнец начал доказывать:
— У хороших людей давно уже панов нет, давно уже отобрали все фабрики и имения, а у нас смелости недостает, сидим и молчим.
Знаю я это дело, — заметил тут Юзиков отец, — самый видел. Ничего сладкого нет. Попробуй разделить между всеми барское добро, много ли достанется каждому, сильно разбогатеем мы все?
Юзик догадался, о каких это «хороших людях» говорится. Он подумал:
«А интересно было бы взять себе все вещи с барского дворца. Я бы постарался стянуть себе ту машину, которая принимает радио. Тогда можно было бы не ждать, пока пан включит радио, а самому слушать, что захочешь».
А назавтра Юзик услышал тихие разговоры, что кузнец ночью исчез, что кто-то схватил его и увез не то в тюрьму, ни то на расстрел.
— Глупый этот Винцусь! — сказал отец маме. — Сам полез в петлю. Ну что он мог сделать своими словами? А тем временем погубил себя.
Исчезновение кузнеца произвело на Юзика сильное впечатление, но в то время он быстро это забыл. Только позже он убедился, что это происшествие оставило в нем глубокий след.
Больше всех нравился Юзику Антэк, ловкий, веселый парень лет двадцати двух. Он не вступал в длинные рассуждения, споры, а бросал слова вскользь. Меткие, острые слова, словно стрелы. И нельзя было понять, он шутит, или говорит серьезно.
Особенно доставалось от него Юзиковому отцу. Антэк почему — то называл его «большевиком».
— Ну, товарищ большевик, скоро пан доставит тебе собственную коровку?
— Пусть тебе скорее подарят веревку, зараза! — плевался Михал.
Хорошо еще, что Михал числился в администрации хорошим, надежным работником, а то бы кличка «большевик» могла даже погубить его. Михал иногда с кулаками бросался на парня, а тому хоть-бы что.
Юзик не понимал, в чем тут дело, и почему-то искренне стремился к Антэку, старался ему угодить. Но тот и к Юзику относился как-то странно, называл его каким-то непонятным словом «пионэр», и по голосу мальчика нельзя было узнать, это ругательство, или доброе слово.
— А что такое пионэр? — спрашивал он Антэка.
— Это, брат, спроси у своего отца, он должен знать.
Но отец тоже не знал.
— Вот что я тебе скажу, — серьёзно заметил он сыну. — Держись ты подальше от этого клоуна, если не хочешь погибнуть, как кузнец. Подрастёшь, и вспомнишь мои слова.
Но однажды произошло происшествие, после которого отношения с Антэком совсем изменились.
Михал мастерил что-то под крышей. Юзик крутился возле него. Вот идет Антэк.
— Добрый день, большевики — сказал он, как обычно, с насмешкой.
Злобно сверкнули глаза у Михала, он выпрямился, твердо взглянул Антэку в лицо и даже сжал кулаки. Юзик испугался. Никогда не видел он отца таким злым, решительным. Даже у Антэка исчезла улыбка.
Михал ничего не говорил, упорно смотрел в лицо Антэка и тяжело дышал. Казалось, будто он воздерживается от чего-то борется сам с собой. Наконец он произнес тихим, твердым голосом:
— Знаешь ли ты, что я видел и слышал все, что происходило позавчера в одиннадцать часов вон там, под молотилкой?
Юзик отчетливо увидел, как изменился лицо Антэка, как он побелел…
— Подкараулил? — сказал он с какой-то брезгливостью.
— Нет, случайно, — ответил Михал сурово.
— Сказал уже?
— Нет, — отрезал тот.
— Сейчас побежишь?
— Нет, — твёрдо повторил отец.
Антэк как-то криво ухмыльнулся.
— Неужели правду говоришь? — промолвил он дрожащим голосом.
— Если бы я хотел сказать, у меня было на это два дня.
— И не скажешь?
— Никогда.
— Прости, Михал, — прошептал Антэк и протянул руку. — Я ошибся, я считал тебя совсем другим.
— Ты и сейчас ошибаешься. Я не такой, как ты думаешь. Я достаточно натерпелся на своем веку и хочу только покоя, хочу вырастить своего ребенка. Я не хочу вмешиваться в эти дела. Я не могу идти с вами, но и против вас не пойду. Моя хата с краю. Но и ты приставай ко мне.
