Она была напугана неистовством своих чувств, так напугана, что контролировала себя со строгостью, которая никогда, ни на одну минуту не позволяла ей расслабиться.
Только Скай приносила Норману счастье, когда он был женат. Он полюбил свою маленькую падчерицу с первого момента, как увидел ее. Она была маленькой, пухленькой и совершенно не похожей на мать. Смеющиеся серые глаза и ярко-рыжие волосы она унаследовала от отца.
В первые месяцы женитьбы Эвелин пыталась заставить дочь называть Нормана «папа» или одним из обычных имен, которые дают отчиму, но Скай упорно называла его Норман. Это радовало его и возвращало ощущение молодости.
Он неизменно чувствовал себя молодым в компании Скай, по контрасту со временем, проведенным с Эвелин, когда ему казалось, что он безмерно стар. Его жена действовала на него угнетающе, тогда как падчерица вдохновляла его. До встречи со Скай он и не предполагал, что любит детей.
Когда Эвелин умерла, он просил Скай по-прежнему жить с ним, но лорд Брора настоял, чтобы она вернулась в замок на каникулы, и у Нормана не хватило решимости забрать ее из школы. Она была счастлива там, и он продолжал платить за ее пребывание в школе, хотя лишался ее общества. Он навещал ее во время учебы при любой возможности и ждал этих посещений, пожалуй, больше чем она.
Когда Скай исполнилось восемнадцать, она сказала Норману, что в Лондоне она хотела бы снимать квартиру с подругой, а не жить у него. Он был горько разочарован, потому что хотел открыть для нее особняк на Белгрейв Сквер. Но он был достаточно умен, чтобы понять ее стремление к независимости, и согласился с ней без спора. Скай выросла с желанием самовыражения, что в какой-то степени явилось реакцией на постоянную подавленность ее матери. Она всегда была милой, откровенной и привязанной к своему отчиму, но их интересы лежали в разных плоскостях, и он знал, что они никогда не смогут стать друг для друга тем, на что он надеялся, когда она была ребенком под его защитой.
Войдя в гостиную на втором этаже, Норман вспомнил, что в последний раз он был здесь во время первого бала для Скай. Тогда дом был впервые открыт после смерти жены, но в тот вечер было так много гостей, что ему было трудно воспринимать его всерьез или что-то вспомнить.
Стоя на площадке лестницы и размышляя о том вечере, он услышал веселый голос, окликнувший его.
— Норман! Норман! Где ты?
Он склонился над перилами, посмотрел вниз в глубокий пролет лестницы и увидел свою падчерицу, которая смотрела на него.
— Скай! — воскликнул он с изумлением. — Что ты здесь делаешь?
— Я проходила мимо, дорогой, — объяснила она. — Увидела твой автомобиль на улице и поняла, что ты совершаешь инспекторский обход дома.
— Поднимайся, — перебил он ее.
Она послушно побежала наверх, прыгая через две ступеньки, и протянула ему руки.
— Рада видеть тебя, — сказала она, целуя его в обе щеки.
Она была такая маленькая, что ему пришлось наклониться. Он держал ее на расстоянии вытянутой руки, испытующе глядя на нее.
— Ты хорошо выглядишь, — неохотно признал он. — Челси тебе на пользу.
— Я могла бы сказать то же самое о Мелчестере, — ответила она, — но почему ты здесь?
— Я хотел осмотреть дом, — сказал он с виноватым видом.
Она лукаво посмотрела на него.
— Дорогой мой, — сказала она, — ты говоришь неправду! Ты снова женишься.
Скай часто размышляла о том, чем же она напоминает мать. «Должна же быть какая-то связь между матерью и ребенком, которая рано или поздно проявится», — думала она. Но до сих пор она не могла найти в себе ничего общего с характером или внешностью матери.
Скай была очень небольшой, и что-то в этой крошечной женщине вызывало у каждого встречного мужчины желание защитить ее. Свою привлекательность она принимала как должное и обычно забывала как-то проявить себя с лучшей стороны. В Шотландии она была ослепительна, в Лондоне часто терялась среди тех, кто уделял много внимания внешности и нарядам. Скай любила старую одежду, удобную обувь и общество умных людей.
Больше всего она любила вольную жизнь в Шотландии, вересковые болота, холмы, каскады огней и реку, вьющуюся вокруг Гленхолма. Однако она не могла вынести атмосферу старости и мирного приюта, которыми отличались пенаты ее дедушки.
