XXIX.
Привкус песка на языке. Свежевскопанный окоп и кусок бирюзового прямоугольного неба. «Что я здесь делаю?» Медленно поднялся и, подтянувшись на руках, вылез. Солнце лениво светило сквозь прозрачные облака. Аккуратные могилы благоговейно берегли чьи-то сны. Озираясь по сторонам, лихорадочно приходя в себя, он усиленно тер голову, вспоминая, как оказался в такой ситуации. «Они ушли. Я сидел за столом. Потом встал. Подошел к фотографии на памятнике. Что-то меня напугало. Что было дальше? Я обернулся. Ничего не увидел. Присел на корточки. Около памятника стояла рюмка с водкой».
Он медленно шел по аллее, вдруг резко вздрогнул и громко произнес:
— Тьфу ты, черт.
«Что было после этого? — Он зло пнул молоденький подберезовик. — За ограду я не выходил. Это точно. Дернуло же меня пойти с этими придурками».
XXX.
— Татьяна! — окликнула мать. — Где твой суженый запропастился?
— Не знаю. Он и раньше исчезал на два-три дня.
— Смотри в оба, а то разное бывает, — улыбаясь, произнесла Антонина Васильевна.
— Со мной не бывает! — Татьяна рассмеялась. Надев туфли, она выскользнула за дверь.
Выйдя из подъезда, она столкнулась со Славой. Он прошел, не поздоровавшись. «Странно», — она обиженно надула губки. Затем решительно повернулась и пошла к Александру. По пути мужчины оборачивали головы.
Кто-то что-то спрашивал, она, не замечая, проносилась мимо. Обтягивающие черные брюки, обнимающие прекрасные ноги, распахнутая летняя курточка поверх маечки с глубоким вырезом, в обрамлении прекрасных длинных темных волос, развевающихся от ветра, с серьезным выражением лица, так не вяжущемся к прекрасным чертам, она очаровывала окружающих, не прилагая к этому ни малейшего труда.
— Татьяна! — остановила ее Лада, широко улыбаясь.
— Здравствуй, Лада. Как поживаешь? — Она улыбнулась в ответ.
— Прекрасно. А ты как? Говорят, замуж выходишь.
— Да вроде, — невесело ответила Татьяна.
— А что случилось?
— Александра третий день не вижу. Пришел, сказал моим родителям о свадьбе и исчез. Сейчас иду к нему.
— Это не страшно. Я так рада за тебя! Когда свадьба?
— Мы еще не решили точно. Осенью, наверное, в середине. А у вас как с этим?
— Не думали пока об этом. Вначале нужно кончить учиться, — ответила Лада.
— Ты куда сейчас?
— На рынок. Шмотки посмотреть. Делать все равно нечего. Загорать уже надоело. Сегодня вечером идем со Славой на день рождения к его родственникам каким-то. Ты завтра что делаешь?
— Не знаю. Приходи, поболтаем.
— Ладно. До завтра!
— До завтра!
Войдя в подъезд, она резко вбежала на третий этаж и позвонила двумя длинными звонками. Дверь открыла мать.
— Здравствуйте! Александр дома?
— Здравствуй! Заходи, Танюша, — произнесла она тепло. Он в спальне, не вставал еще. — Буди! Хватит дрыхнуть.
Татьяна прошла в комнату Александра. Он лежал на нерасстеленном диване в кроссовках, на животе, повернув голову к стене.
— Ты что это до сих пор спишь! — воскликнула она капризно. — Уже одиннадцать часов. Вставай!
Он зашевелился. Затем медленно, не поднимая головы, сел. Поднял тяжелую голову, как бы пытаясь проснуться. Резким женским движением она одной рукой схватилась за грудь, другую поднесла ко рту, подавляя крик. Все лицо Александра представляло собой распухшую маску. Застывшие ручейки крови от разбитых бровей дорисовывали глаза. Синева на переносице, переходя на отеки под глазами, раздула их как сдобу. Губы увеличились так, что было не видно кончика носа. Спутанные запекшиеся в крови волосы довершали картину. Человек, сидящий на диване, был не похож на Александра.
— Что с тобой? — произнесла она изумленно.
— Не знаю, — ответил он. Попытавшись встать, вскрикнул и, чтобы не упасть, сел обратно.
— Кто тебя так? Что случилось? Где ты был три дня?
Он не понимающим взглядом посмотрел на нее. Окончательно проснувшись, произнес:
— Здравствуй, Танюша. Как все болит, ты бы знала. Голова как после крутого похмелья.
— Да что же все-таки случилось? Скажешь ты, наконец? — прокричала она выходя из себя.
— Зашел вчера в подъезд. Кто-то стукнул. Потерял сознание. Видать, попинали для приличия. Очнулся, никого нет. На руке часы отсутствуют. Вот и все.
