— Скажите, а говорят, что эта болезнь передается по наследству, спросил Александр.
— Не знаю, передается или нет. Но говорят, что упыри бывают разные слепые, зрячие и ненасытные. Слепые они не опасны. Они кусают спящих, как комары, и сами не знают наутро, что делали. Зрячие знают, что делают. Они выслеживают жертву и пьют кровь, от них можно заразиться. Ненасытные выпивают всю кровь. И если обескровленное тело не попадет под солнечные лучи, то созреет и превратится в зрячего упыря. Как становятся ненасытными, я не знаю. Но вроде бы, если упырь укусит и жертва увидит его, он становится ненасытным.
— А упыря можно вылечить? — спросил Александр, тщетно изображая улыбку.
— Я не слышала такого. Упыри — дети Сатаны. И разве можно чертей превратить в божьих тварей!
— Хм, это, значит, сплю я спокойно. Кусает меня комар. И я превращаюсь в козла? — пробурчал Хомут.
— Я рассказала все, что знаю. Но все в деревне уверены, что упырь до сих пор здесь. Думают, он охраняет дом в дубраве. И живет там днем. А по ночам ищет свою жертву.
— А что делать, если напал упырь? — спросил Александр.
— Защищаться! Пока его не убьешь, он от тебя не отстанет. А убить его можно только с помощью осинового кола, серебряной пули (или ножа) и огня. Говорят, святая вода отпугивает. Они опасны, в основном, с двенадцати ночи до пяти утра, днем их не определишь, а активности они не проявляют. С пяти утра до двенадцати ночи с ними можно бороться, как с обычными людьми, то есть все обычные способы годятся, хоть с автоматами и танками за ними гоняйся. Только надо уже в мертвое тело осиновый кол вбить, а то оживут. Но вам лучше не спать в этом доме, а уехать в город.
Александр понял: пора.
— Я нашел пару таблеток нитроглицерина. Нам пора. Спасибо вам большое за все.
— Спасибо, — поддержал Хомут.
Выйдя на улицу, они направились домой.
— Интересная старуха, — произнес Хомут. — Хотелось бы знать, она только что сошла с ума или раньше? — Он улыбнулся.
— Почему бы и не поверить? Если столько необъяснимых случайностей. Я сам чуть не поверил. А тут бабуля, всю жизнь, кроме деревни, никуда не выезжавшая.
— Ладно, кончай страх нагонять, — недовольно пробурчал Хомут. — Мне здесь жить.
— Слушай! А ты говорил насчет сточенного зуба. Сам сочинил?
— Да нет. Просто много раз слышал. Когда много раз слушаешь некоторые часто повторяемые детали, запоминаешь. Короче, я устал от этих бредней. Еще полчаса и можешь заказывать смирительную рубашку.
— Помнишь, тогда, — не унимался Александр. — В грозу. Вы с Димой спали в подвале, мы со Славой в дальней комнате. А этот, цвета хаки, около лестницы. Мне он сразу странным показался. Без предупреждения стучит. Почти не разговаривает. На девчат глядел, словно не видел.
— Я не обратил внимания. Просто ты обиделся, что он разрушил наше уединение.
До дому больше не разговаривали. Придя, потихоньку допили пиво. Появился аппетит. Поужинали.
— Когда у вас свет дадут? — спросил Александр.
— Да уж около года руки не доходят.
— Сейчас стемнеет. При свечах страшновато, однако, — произнес Александр.
— В кладовке керосинка есть. Хочешь принесу?
— Принеси.
Хомут вышел в сени. Загремел чем-то. Выругался. Раздался грохот падающего тела.
— Понаставили всякой всячины, — послышался не совсем довольный крик Хомута. Наконец, вернулся с керосинкой и пластмассовым бочонком. Долго возился, соображая, как туда заливают керосин. Сумерки плавно переходили в темноту. Александр зажег свечу. Подумав, зажег еще одну. Керосинка все же загорелась. И Хомут поставил ее на печку. В комнате стало светлей.
— Свечи потушить или оставить? — спросил Хомут.
— Потуши. А то играют на стенах, словно в склепе сидишь. Слушай! А что, если и на самом деле упыри существуют? Что тогда?
— Тогда они сегодня придут и нас съедят, — съязвил Хомут.
— Ты твердо уверен, что нет?
— Как тебе сказать, — Хомут задумался, и добавил:
— Днем да. Ночью не очень.
— А ты ночью никогда не слышал звона в ушах?
— Нет. И мозги не закручивало. И мама в детстве с крыши не роняла. Тебе не кажется, что из дупла за нами кто-то наблюдает? — добавил он с улыбкой.