– Ты хочешь, чтобы я забрала их? – прошептала Элизабет.
– Конечно! – Ее слова будто хлестнули его по лицу. – А у кого, по-твоему, они должны быть? Я подарил их тебе, и они твои!
Милосердие иной раз в том, чтобы принять то, что дают. Горячая волна благодарности захлестнула Элизабет.
– Спасибо, Джеймс. – Ее пальцы сомкнулись вокруг золотой безделушки.
– Не за что меня благодарить, – буркнул он и помог ей подняться. – Часы и без того твои.
В последний раз бросив взгляд на могилу, они направились к коляске.
– Я так рада, что со мной сегодня ты, а не Натан, – сказала Элизабет. – Спасибо, что привез меня, Джеймс.
– Это наш сын, – коротко отозвался он. – Так и должно быть! – Джеймс тронул лошадей и вдруг словно очнулся: – Ты прочла имя Джонни!
Элизабет порозовела.
– Энн учит меня читать, – призналась она. – Только вот некоторые буквы мне никак не даются!
– Энн учит тебя читать?! – ошеломленно повторил Джеймс. Ему и в голову не приходило, что Элизабет это интересно. – Энн Киркленд?
– Да. Она ведь была учительницей до того, как вышла замуж за Вирджила. Мы занимаемся по вечерам в воскресенье, после обеда. Она всегда приглашает меня к себе после церкви.
– Будь я проклят! – чуть слышно выдохнул Джеймс. Он весь кипел от злости на Натана и на чету Кирклендов. Это он должен был бы учить ее читать! Он! Проклятие, почему он не подумал об этом сразу, так только они поженились?!
– Прости, Джеймс, что ты сказал?
– Я сказал, это здорово. Если понадобятся книги, дай мне знать, хорошо? В Лос-Роблес их полным-полно. Впрочем, ты и сама знаешь.
Неожиданная горечь в его голосе удивила Элизабет, но она не сказала ни слова.
Назад они ехали в молчании.
На следующее утро, открыв дверь, Элизабет обнаружила на крыльце сверток. В нем было все, что Джеймс когда-либо ей дарил: белый муслиновый передник, черные тонкие перчатки, золотое сердечко, украшенная перьями шляпка и новая, взамен разбившейся, коробочка из китайского фарфора.
А еще там лежали три книги, которые она сразу же узнала по обложкам. Те самые, которые Джеймс читал ей, когда они только поженились, те, которые она любила: «История двух городов» Диккенса, над которой она плакала, пусть и втайне, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, над которой рыдала взахлеб, и сборник Вильяма Калена Брайанта. Там же лежало и письмо. Элизабет сразу узнала почерк Джеймса. Рэчел Симонсон любезно согласилась прочитать его вслух.
«Бет, это все твои вещи, и я буду рад, если ты не откажешься принять их назад. Ты должна была бы забрать все это с собой, когда уходила, потому что все это я подарил тебе, а стало быть, это твое, и только твое. Книги можешь считать моим подарком к Рождеству. Я помню, как ты их любила, – пусть будут у тебя. Может быть, читая их, ты вспомнишь то время, когда мы сидели по вечерам у камина. Счастливые были дни, Бет. Буду рад, если книги напомнят тебе о них. И не пытайся вернуть их мне, потому что я хочу, чтобы они остались у тебя!
Джеймс».
Джеймс недоуменно заморгал: карты в его руке то и дело расплывались. Отпихнув пустой стакан, он взревел:
– Еще один, Билли! Да захвати бутылочку для парней! – Он махнул рукой в сторону трех мужчин, сидевших вместе с ним за столиком в насквозь прокуренном салуне.
– Неплохо придумано, Джим, – сказал Джастис Двенадцать Лун. – А ты уверен, что сдюжишь еще одну?
Джеймс повернулся к говорившему. Глаза у него были красные, припухшие, взгляд мутный.
– Не лезь не в свое дело, Джас. Никак, ты специально приволокся сюда, в Сайта-Инес, читать мне мораль о вреде пьянства?
– Ну что ты, – покачал головой индеец. – Если мне кто и нужен, так это твой проклятый братец-шериф. Да только его тут нет.
– А тогда заглохни и сдавай, – буркнул Джеймс. – Так что ты сказал, Гарри?
– Беру прикуп. Эй, передай-ка мне бутылочку, Кэган! Ничего не имею против того, чтобы поддержать компанию, тем более что платить-то тебе!
– Какого дьявола?! Конечно, мне! А почему бы и нет, спрошу я вас? Будто мне есть на что еще тратить деньги!
– Ну а ранчо? – вмешался Джастис. Протянув руку, индеец незаметно убрал бутылку подальше от Джеймса и сунул ее кому-то из игроков.
