– Что, по возрасту не подхожу или по поведению? – Ему снова было смешно.
Она улыбнулась, хотя и хотела казаться серьезной.
– Да нет. По костюму. Его лицо скривилось.
– Камуфляж для охоты в джунглях.
Он бросил взгляд на ее золотое колье с изумрудами, и она как будто ощутила его прикосновение к шее. Она инстинктивно прикрыла колье. А Джастин задумчиво произнес:
– Мой камуфляж мало чем отличается от твоего. Быть может даже, джунгли у нас одни и те же.
Его слова смутили Кенди. В его уверенном взгляде затаился вопрос. Молчание затянулось и стало невыносимым. Она опустила глаза.
Четкий ритм музыки, пульсируя, пронизывал ее и успокаивал.
Она произнесла самым светским тоном, на который была способна:
– Значит, коктейль у мамы показался тебе джунглями?
– Может быть, и нет, – пожал плечами Джастин. – Но тебе-то точно показался. Я никогда раньше не видел, чтобы девушка была в таком страхе. Зачем ты посещаешь эти сборища, если все это так тебе неприятно?
Она ахнула. Светский тон испарился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что сказал, – раздраженно произнес он. – Я не трачу времени на пустые слова.
– Это что, «Минздрав предупреждает…»? – с иронией спросила она.
Джастин еще раз испытующе посмотрел на нее.
– Допустим, – сказал он наконец. Кенди вздрогнула.
– Звучит так, будто ты мне угрожаешь. Джастин казался удивленным.
– Напротив.
Хмурясь, она подумала над этим и произнесла:
– Так ты хочешь меня переубедить?
Его странные глаза заблестели.
– Скорее по-другому.
– Как же?
– Может быть… сделать так, чтобы ты была посмелее? – предположил он.
Гремели ударные. Вдруг Кенди усмехнулась.
– А, это ты хочешь вправить мне мозги, – произнесла она наконец. – Так всегда говорила бабушка.
Джастин вскинул брови.
– Прямолинейная леди, ничего не скажешь.
– Это правда. Мне ее очень не хватает, – Кенди кусала губы. – Она была мне бабушкой по отцу. У нее никогда не хватало терпения разговаривать с моими родителями. Знаешь, можно сказать, что это она воспитывала меня.
– Я о тебе совсем ничего не знаю, – тихо сказал Джастин. – Если не считать того, что ты – дочь Лесли Нилсона. И того, что на вечеринках ты боишься быть съеденной заживо.
– Для начала недурно, – поморщившись, сказала Кенди.
Он откинулся на спинку стула и взглянул на нее. Вокруг оживленно беседовали и веселились посетители, а официанты сновали взад-вперед, профессионально сохраняя серьезное выражение лица. Звенели стаканы, упрямо бренчал оркестр – а они вдруг умолкли. Их молчание походило на паутину – непрочное, еле ощутимое. И опасное, с суеверным трепетом подумала Кенди.
За спиной у Джастина остановился официант.
– Красного испанского, – сказал Джастин, не сводя глаз с Кенди.
Официант сделал пометку в блокноте и удалился.
– Потанцуй со мной, – произнес Джастин.
Кенди чуть было не подскочила. Оркестр выводил затейливый синкопированный ритм, который словно таял в сочных звуках саксофона.
– Я не очень…
Но он уже встал, и в его глазах светилось веселье.
– В танцах ты тоже не знаток? Иди сюда – покажу несколько движений, – тихо смеясь, предложил он.
Будто загипнотизированная, Кенди встала и подала ему руку. Их пальцы сплелись, и он повел ее через равнодушную толпу.
Танцевальная площадка была больше, чем она думала. Таких танцующих она тоже не ожидала увидеть – там можно было встретить любой возраст и любой стиль. Тощие юнцы извивались, как электрические угри. Чернокожие матроны двигались в такт музыке, которая, казалось, была частью их самих. На Кенди с Джастином никто не обращал внимания.
Он обнял ее. Прижавшись щекой к его пиджаку, она почувствовала едва уловимый лесной аромат. Джастин двигался легко, все его тело подчинялось музыке, и Кенди послушно следовала за ним. К ее удивлению, ей стало легко. Даже начало нравиться.
Джастин коснулся подбородком ее волос.
– Расскажи мне про свою бабушку.
Они в полной гармонии покачивались в такт неторопливой музыке. Кенди улыбнулась, пряча лицо у него на груди.
– Она была татарка. Страшно независимая. Никогда не хотела ничего брать у отца. Всю свою жизнь прожила в доме мужа. Говорила, что деньги для отца как лекарство от нервов – чтобы ни о чем не думать. – Она вздохнула. – Бабушка всегда хотела, чтобы я жила своей жизнью. Говорила, что я балую маму.
