Он вошел в слабо освещенную комнату. Пол ее был покрыт толстыми, с затейливым узором маллорейскими коврами, а на узких высоких окнах висели мягкие, бархатные зеленые занавески. В комнате было тепло. Сенедра лежала на высокой кровати у противоположной от входа стены, рядом с ней сидела, нахмурившись, Полгара.
— Есть какие-нибудь изменения? — спросил ее Гарион, мягко закрывая за собой дверь.
— Пока нет, — ответила она. Лицо Сенедры было бледным, а волосы беспорядочно разметались по подушке.
— Но с ней все будет в порядке, правда? — спросил Гарион.
— Я в этом уверена.
У кровати сидела незнакомая женщина. Плечи ее укутывала светло-зеленая накидка с капюшоном; капюшон был спущен, скрывая лицо. Сенедра пробормотала что-то и беспокойно заметалась во сне. Женщина в капюшоне озабоченно спросила:
— Это ее обычный голос, госпожа Полгара?
Полгара сурово посмотрела на нее.
— Нет, — ответила она. — Конечно нет.
— Лекарство, которое вы ей дали, каким-то образом влияет на тональность ее речи?
— Нет, не должно. Она, собственно, вообще ничего не должна говорить.
— Ага, — произнесла женщина, — теперь я, кажется, понимаю.
Она склонилась над Сенедрой и нежно коснулась пальцами ее губ. Затем, понимающе кивнув, убрала руку и пробормотала:
— Я так и думала.
Полгара тоже протянула руку к лицу Сенедры. До Гариона донесся слабый шепот ее заклинаний; свеча у изголовья кровати ярко вспыхнула, а затем пламя снова уменьшилось до размеров булавочной головки.
— Я должна была догадаться, — с досадой сказала Полгара.
— Что такое? — встревоженно спросил Гарион.
— Какой-то дух хочет завладеть вашей женой и подчинить ее своей воле, ваше величество, — ответила ему женщина в капюшоне. — Иногда таким способом действуют гролимы. Они открыли его давно, еще в третьем веке.
— Это Андель, Гарион, — сказала Полгара. — Закет прислал ее сюда, чтобы она помогла позаботиться о Сенедре.
Гарион кивнул женщине.
— Что именно вы подразумеваете под словом «завладеть»? — спросил он.
— Тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было, Гарион, — сказала Полгара. — Ты наверняка помнишь Ашарака, мургского гролима.
По спине Гариона пробежал холодок, когда он вспомнил о неведомой силе, которая с раннего детства пыталась вот так же обрести власть над его сознанием.
— Изгоните его, — с мольбой произнес он, — кто бы это ни был. Освободите ее разум.
— Пока не буду этого делать, Гарион, — холодно сказала Полгара. — У нас есть прекрасная возможность. Не будем ее терять.
— Я не понимаю.
— Сейчас поймешь, — ответила она. Затем поднялась, присела на край кровати и мягко положила руки на виски Сенедры. Снова послышался шепот, на этот раз более громкий, и снова все свечи, вспыхнув на мгновение, померкли. — Я знаю, что ты там, — сказала она. — Теперь ты можешь говорить.
Лицо Сенедры стало осмысленным, она замотала головой из стороны в сторону, как бы пытаясь освободиться от сжимающих ее виски рук. Полгара с посуровевшим лицом удерживала руки на висках Сенедры. Светлая прядь в ее волосах засветилась, и комнату наполнила странная прохлада, исходящая, казалось, от самой кровати.
Сенедра внезапно закричала.
— Говори! — приказала Полгара. — Ты не скроешься, пока я тебя не отпущу, а я не отпущу тебя, пока ты не заговоришь.
Глаза Сенедры внезапно открылись. В них горела ненависть.
— Я не боюсь тебя, Полгара, — произнесла она хриплым скрипучим голосом, в котором слышался странный акцент.
— А я тебя и подавно. Итак, кто ты?
— Ты знаешь меня, Полгара.
— Возможно, но ты сама назовешь свое имя. — Последовала длинная пауза, исходивший от Полгары волевой поток усилился.
Сенедра снова закричала. Крик был исполнен муки, заставившей Гариона вздрогнуть.
— Хватит! — вскричал хриплый голос. — Я буду говорить!
— Твое имя, — настойчиво потребовала Полгара.
— Я — Зандрамас.
— Так. Чего ты пытаешься этим добиться?
Сенедра зловеще усмехнулась.
— Я уже похитила ее ребенка, Полгара, ее сердце. Теперь я заберу ее разум. Если бы я захотела, могла бы без труда убить ее, но мертвую королеву можно похоронить, а могилу ее — позабыть. А сумасшедшая доставит вам немало хлопот и отвлечет от поисков Сардиона.
