- Знаешь, - Аркадий не унимался, - я мог бы добавить, но вы не поймете. Все эти Днепрогэсы, шахты, рудники построены на страшных, неоправданных лишениях трудового народа. Газеты трубили о победах. Какие это победы, кому они нужны были, если народ влачил жалкое существование?
Тут вмешался Велвл.
- Ну, ты, Аркадий, уж больно разошелся. Что бы ни говорили, - немцы не смогут победить. У них не хватит сил. Весь мир против них. Россия велика и рано или поздно враг застрянет в ее просторах, на Волге или на Урале. Ничего, ничего, Наполеон тоже когда-то вторгался в Россию. Был совершенно уверен в победе. А чем это кончилось?
- Смотрю я на вас и удивляюсь. До войны пели песни, говорили с трибун о том, что у нас сильная армия, много танков, самолетов, артиллерии, много смелых идейно подкованных командиров. А что оказалось на самом деле? В первые же дни войны обнаружилось, что у нас не хватает винтовок на передовой. Вы понимаете, - в_и_н_т_о_в_о_к!!! Ну, а самолеты? Немцы в воздухе разгуливают, словно у себя дома. А если и появится несколько отчаянных советских летчиков, то лишь на одну-две минуты, а вслед за этим очередь пулеметная, и самолеты горят как свечи - сделаны-то они из фанеры, а не из алюминия, как у немцев. В результате - полная растерянность и паника среди наших командиров и бойцов. И усилия одиночек-героев оказываются тщетными.
- А немцы не дураки, - добавил молчавший до сих пор Мотл, - в листовках пишут о голоде, репрессиях. Дескать, вот что вам дала советская власть.
- Но, слушайте, - не выдержал Мендл, - ведь мы-то знаем, что враги народа действительно были, и поэтому нужно было как-то оградить нарождающуюся советскую власть. Возможно, кто-то попал в число репрессированных по ошибке. Но жесткие меры были неизбежны, и народ это понял и одобрил. Несмотря ни на что, все-таки одобрил.
В наступившей тишине Мендл на минуту остался самим собою, и память воскресила лесника Аврама Винничука, который был арестован в середине тридцатых годов, - доброго, умного человека.
Мотл прервал тишину и перешел на ехидный тон.
- А знаешь ли ты, дорогой Мендл, - Мотя резко навалился на стол, вытянул вперед шею, и уставился на оппонента, - знаешь ли ты, что в последнее время, после техникума, перед войной я служил в районной прокуратуре, и там я узнал, что сверху спускают план на год, на месяц сколько нужно взять врагов народа. Попробуй понять и вдуматься!! Есть план и его нужно выполнять! Неважно, есть враги или их нет! Иначе ты сидишь не на своем месте или сам враг народа.
"Сумасшедший! Что он несет?!" - подумал Мендл, резко встал со стула и бросил на ходу:
- Извини меня, Мотл, но это уже из области бабской трепотни.
Аркадий и Велвл продолжали спорить, а Мендл молчал. Он вспомнил загадочное появление ночного гостя Ивана Степановича и залитое горькими слезами лицо Голды, когда она говорила о прошлых временах.
В какой-то момент до него донеслись чеканящие слова Аркадия, которые его больше всего поразили.
- Так вот, дорогие, что бы со мной здесь не случилось, но возвращаться опять на фронт, в Красную армию, я не намерен. Контратаки и еще раз контратаки. Ночные, ничем не обеспеченные, не подкрепленные ни артиллерией, ни танками, ни самолетами! Нельзя же, в конце-то концов, идти с винтовкой на немецкие танки. Это же прямое, безответственное, преступное убийство тысяч обманутых молодых людей, которым и в голову не приходит, что это авантюра и, следовательно, ни к чему положительному не может привести. Победить врага таким образом невозможно. А ведь команду: "Вперед, в атаку!" - должны подавать такие командиры, как я, - беспрекословно подчиниться приказу сверху, даже если убежден в бесполезности этих атак. Все это делается просто бездумно! А за каждой толстой серой шинелью - хрупкая, молодая, неповторимая жизнь. Матери, отцы ждут каждого из них. Нет! Я не в силах участвовать в этом беспримерном кровавом бардаке!
За словами Аркадия была страшная пустота, мрак, неизбежная гибель. Сидеть, сложа руки, и пассивно ждать смерти от рук ненавистного врага? Что он говорит? Нет и еще раз нет! Надо что-то предпринимать.
