- Знаешь, как мне жалко стало тебя, когда я увидел - ты стоишь в стороне и ждешь его, а этот помешанный на поэзии стихоплет развел длинный спор с Эвелиной Матвеевной, доказывая ей, что Пушкин при жизни не был так популярен, как после его трагической смерти. Но постой, - спохватился Мендл, - может быть, ты мне объяснишь, почему ты так легко и сразу согласилась, чтобы я тебя проводил вместо Бориса? А?
- Мен, - назидательно начала Ульяна, - ты еще совсем молод и не имеешь ни малейшего понятия о том, что такое женская душа.
Ульяна вдруг начала кататься по пляжу и громко смеяться.
- Теперь у меня уже нет никакого сомнения в том, что избыток солнца дурно на тебя влияет, - произнес Мендл.
- Все, все, мы уходим. Но дай мне вспомнить последнее, ну, пожалуйста! - взмолилась Ульяна и, сидя на песке, продолжала. - Значит так, стоим мы с тобой в ночной темноте у моей калитки, прощаемся, и вдруг шлепающие в глубокой дорожной грязи решительные шаги. Еще мгновенье, и перед нами Борька во всей своей красе. Ну, думаю, не без женской гордости в душе, - дуэль неизбежна. А что? Разве это не звучит, - Ульяна вскочила на ноги и стала в позу. - По-моему, здорово: "Дуэль в селе Баламутовка на берегу Раставицы"...
- Ну, хватит, собирайся, - взмолился Мендл.
- Постой, постой! Ха-ха-ха! - не унималась Ульяна. - А пистолетов-то нет! И вы с Борькой выдергиваете из тына-ограды по палке и ты поешь арию "Паду-у ли я кiлком пропертий?"
- Мы можем опоздать на паром.
Наконец, Ульяна успокоилась, глубоко и шумно вздохнула:
- Увы! Ты только пролепетал что-то вроде: "меня ждут дома" - и...
- Ну, знаешь, ты еще тоже довольно молода и мало что понимаешь в настоящей мужской дружбе.
Эти два-три часа пребывания на пляже были ими почти полностью посвящены воспоминаниям школьных лет, проведенных в своем родном Ружине.
Вполне вероятно, что человек наделен еще одним - шестым чувством, которое называется предчувствием. Они вспоминали друзей, учителей, родителей и в свои только лишь восемнадцать лет как бы подводили черту своей юности, неосознанно предчувствуя, что их молодости предписана впереди лишь одна, одна-единственная неделя, и... последняя.
Перед тем, как покинуть пляж, они переоделись в раздевалке.
Мендл справился раньше и, поджидая Ульяну, стоял в стороне в синем костюме и полосатом галстуке, которые, провисев в шкафу семь лет после смерти отца, достались ему по наследству.
Солнце вышло из-за небольшого облака как раз тогда, когда Ульяна появилась в легком, голубом цветастом платье, в туфлях на высоком каблуке.
Она шла ему навстречу гибко и неторопливо по длинному деревянному настилу, с совершенно незнакомой ему походкой и приветливой улыбкой.
В этот прекрасный для них день они еще подымались по очень крутой тропинке от набережной к Пролетарскому парку. Потом купили бутылку ситро и пирожки с мясом и, сидя на скамейке одной из тенистых аллей, погасили острый юношеский голод.
Тысячи горожан, воспользовавшись прекрасной июньской погодой, заполнили самый любимый ими парк. Было людно, весело, красочно.
Непрерывно работали карусели для детей и для взрослых, но длинные очереди желающих прокатиться по кругу на лошадке или диком олене никак не истощались. Со стороны деревянной эстрады раздавалась популярная украинская народная песня "Ой не свiти, мiсяченьку!" С большой эстрады, которая расположена была над самым обрывом с видом на Днепр, лилась бессмертная героическая симфония Бетховена. Могучей волной она звучала над старым городским парком и уходила далеко в заречные просторы. А примыкающий к парку стадион, на котором проходил футбольный матч, непрерывно гудел и взрывался бурей восторгов, одобрений, разочарований.
Наступило время отправляться в театр. Ульяна и Мендл вышли на площадь и сели в автобус. У большого универмага через открытые окна они услышали в полную мощь всех репродукторов Крещатика тревожный вой сирен. При этом суровый голос звучал грозно и неторопливо:
- Городу объявлена воздушная учебная тревога!
И еще и еще раз.
- Городу объявлена воздушная учебная тревога! Всем гражданам предлагается немедленно удалиться в укрытия.
