- Не убивайся раньше времени. Может, Бог даст, останется живой.
Повозка быстро оставила позади пустынное ночное местечко и въехала в молчаливый, высокий лес, совершенно безразличный к людскому горю.
Бледный, совсем осунувшийся Аба лежал неподвижно на больничной кровати под светлым одеялом. Ниже колен - пустота. Этл почувствовала, как волна обморока валит ее с ног. Потом забвение. Что-то суют ей в нос.
- У вас трое детей. Вы мать. Надо держаться, - говорил ей мужчина в белом халате. - И потом, хотя мы ничего обещать не можем - очень много крови потерял - но будем делать все возможное.
"Он - живой, живой!" - молнией пронеслось в ее сознании.
- Идите к нему. Он все время рвется что-то важное сказать вам. Но ненадолго. Лишний раз беспокоить его нельзя.
Этл за руки подвели к мужу и усадили на стул. Беззвучные слезы одна за другой катились по щекам. Медленным движение положила свою руку на руку мужа и сидела так долго. Аба лежал с закрытыми глазами и молчал.
Но вот, наконец, слегка дрогнула его рука, чуть приоткрылись веки.
- Этл, это ты? - Аба сильно забеспокоился.
- Лежи, лежи, тебе нельзя беспокоится!
- Слушай... запомни... это они... в Верховне... остерегайся их... детей береги!
Вместе с этой тайной Аба отдавал спутнице своей короткой жизни последнее свое тепло.
Старинное еврейское кладбище на окраине Ружина, на высоком склоне у Цыгельни. Там, на этой горе кажется, что виден весь мир. Когда человек отправляется в последний путь, он весь перед ним, как бы для того, чтобы можно было навеки попрощаться с ним.
Весь мир - со своим далеким необозримым горизонтом за широким ставком Раставицы и темным, угрюмым лесом на противоположном его берегу, горизонтом, за которым, хочется верить, есть вечно желанное, счастливое будущее, пусть даже не для всех достижимое.
Весь мир - со своей древней историей в раскинутых на высоком холме старинных, длинных, серых, покосившихся и вросших глубоко в землю надгробных камнях, покрытых зеленым мхом и еле различимыми на древнееврейском языке надписями и, наконец, мир со своей ближней историей, там внизу, у реки, где в скромных жилищах небольшого местечка люди остаются жить и трудиться.
Немало людей пришло проститься с Абой из самого местечка, из Баламутовки, Цыгельни, из других сел района. Его хорошо знали не только в Ружине, но и во всей округе.
Возвращаясь, вспоминали его.
- Что бы мне ни говорили и как бы ни возражали, я знаю твердо - эта смерть не случайна. Какой-то гад приложил свои руки, кому-то это нужно было, - Настя делилась этой мыслью с Лизой.
- Я тоже так думаю. Он ведь мне рассказывал о двух мужиках в Верховне, которые угрожали ему расправой, если он станет докапываться до истинных преступников, ограбивших магазин.
- Что ты сказала!? - вскрикнула Настя и резко остановилась. Она схватила Лизу за руку и задержала ее. - Пожалуйста, повтори еще раз и поподробней!
Выслушав подробный рассказ о том, что Аба говорил Лизе, Настя схватилась за голову, пошла быстрым шагом вперед, повторяя про себя в ужасе одни и те же слова:
- Я, я виновата в этой смерти... Могла же предотвратить... Почему не выслушала тогда Абу? О, боже, п-о-ч-е-м-у я не пошла и не рассказала следователю все, что видела? Они бы уже давно сидели за решеткой.
- Что с тобой, Настя? Возьми себя в руки.
Настя резко остановилась, повернулась лицом к Лизе. Глаза ее горели ненавистью.
- Либо я их упеку в Сибирь, либо я наложу на себя руки... - Настя заплакала. - Такого человека погубить... Нет, нельзя! Нельзя надеяться ни на Бога, ни на человека! - Настя задыхалась в слезах. - Так на кого же!?
Громовой раскат мощного взрыва раздался со стороны местечка. Зашаталась почва под ногами пришедших на похороны людей. Взметнулись высоко в небо насмерть перепуганные птицы, покидая кладбище и многочисленные сады Цыгельни. Внизу вся правая сторона местечка покрылась дымом, пылью. Начали валиться сначала малые, потом большой, позолоченный красавец - купол с покосившимся крестом. Разваливались вековые стены колокольни и некогда гордо возвышавшееся над рекой и окруженное густым, ухоженным зеленым садом величественное здание православной церкви. Глухо рухнул на землю большой колокол.