Из-под платка извлекается небольшая бутылка вина.
— Вот, держи, заскочила к Малахию по пути домой.
Иосиф хватает бутылку, тотчас же откупоривает ее и осушает.
— Боже, какой кайф, то, что нужно. Спасибо, красавица, цены тебе нет.
— Разумеется. Кто еще стал бы терпеть тебя? Написал что-нибудь, пока меня не было?
— Да.
— Да? И что же? Сколько страниц?
— Ммм… три, кажется.
— Три? С ума сойти! Ну-ка покажи. По-моему, пергамент как был пуст, так и остался. Ты вообще сегодня вставал с постели?
— Конечно. Я… — начал Иосиф, но оправдываться уже поздно. Мария открыла буфет.
— Даже хлеба не купил! Невероятно. Мне кажется, ты умрешь с голоду, если предоставить тебя самому себе.
— Ты несправедлива ко мне, красавица, — сказал Иосиф, поднимаясь с постели.
В два шага он пересек их крошечную каморку, протиснулся мимо вытянутой руки Марии и обнял ее.
Гнев Марии сменился слезами.
Они представляли собой несуразную пару. Мария была красивая молодая женщина: блестящие длинные черные волосы, пышная фигура… Иосиф, высокий, тощий, лопоухий, с жиденькой рыжей бородкой, был на двенадцать лет старше. Глаза у него были разного цвета: один синий, другой — карий.
— Шшш, красавица, — прошептал он. — Сейчас пойду и принесу хлеба. Приготовим рыбу. И все будет замечательно.
— Боже, Иосиф, какой же ты глупец, — выдохнула Мария, отталкивая его. — Не ужин меня беспокоит. Просто это очередной пример твоей нерадивости. Один из сотен, тысяч примеров того, что идет вразрез с твоими посулами.
— Сотен или тысяч? Поконкретнее, пожалуйста.
— Да все не так, болван! Ты говорил, что у нас будут деньги, что мне никогда больше не придется горбатиться в прачечной. И что же? Вместо этого я работаю вдвое больше, чтобы содержать нас двоих, а ты целыми днями грезишь в постели. Ты говорил, что после свадьбы мы будем жить во дворце, а не в лачуге! Ты говорил, что отвезешь меня в Рим, что мы, может быть, даже поселимся там. Говорил, что покажешь мне Форум и Колизей. Говорил, что мы пойдем смотреть жирафа в зоопарке и устроим пикник под сенью Пантеона. Что у нас будут билеты в первый ряд на финальные состязания колесниц в цирке Максимус. Вранье, все вранье! Вместо этого мы по-прежнему торчим в этой пыльной Тмутаракани. Не можем даже съездить в Иерусалим, не говоря уж про Вечный город. Вместо этого…
— Прошу тебя, красавица, — перебил ее Иосиф, — ты ко мне несправедлива. Я действительно собирался исполнить все, что обещал, но обстоятельства оказались сильнее меня. Ты же прекрасно знаешь, что помешало нашим планам. Прекрасно знаешь, как близки они были к осуществлению. Как близки мы были к Риму, очень близки, если б только…
Если б только Елифаз Златоуст прислушался к Иосифу…
До знакомства с Иосифом в 5 году до н. э. Елифаз был просто старым Елифазом, скромным проповедником, рассказывающим избитые притчи на одной из площадей Иерусалима. Но после того как он познакомился с Иосифом, его речи вдруг стали привлекать случайных прохожих. Верный своему прозвищу, Елифаз красноречиво излагал старые заповеди в новом свете, делая упор на слово «любовь». И предсказывал гибель мира, утверждая, что спасутся только праведники. Маленькая горстка слушателей вокруг него вырастала в большую, потом и в огромную толпу. Его проповеди в обеденное время собирали все больше народу, его аудитория росла как снежный ком, так что властям приходилось перекрывать все подступы к той площади. В конце концов Елифаза уговорили отправиться с проповедями по стране.
За следующие несколько лет Елифаз обошел все провинции, расположенные вдоль реки Иордан, от Акки до Галилеи. Когда количество его последователей увеличилось до нескольких тысяч, наместник Иудеи наконец-то встрепенулся и внедрил в секту Елифаза своих шпионов. Те доложили, что идеологом является Иосиф. Что это он пишет проповеди. Наместник стал ждать дальнейшего развития событий…
— Если б только Елифаз прислушался к тебе, Иосиф! — певучим голосом докончила за мужа Мария. — Что ж ты не скажешь мне это в двадцать девятый раз?
— Совершенно верно, красавица, — подтвердил Иосиф, не обращая внимания на ее сарказм. — У него началась звездная болезнь. Придурок. Пока верующие делали пожертвования, мы жили припеваючи. У меня было сто денариев. Я мог десять раз съездить в Рим.