— Я ничего не утверждаю, но некоторые люди отличаются особой восприимчивостью к происходящим вокруг них событиям, — говорил он, дыша мне в лицо через рот, как и все врачи.
Я кивнул, потому что был хорошо воспитан. За это мне дали чай и бутерброд с ветчиной и ломтиком помидора. Я ел, преодолевая тошноту. Вскоре мне стало плохо. Я пришел в ужас от самого себя и от людей, которые сейчас мной занимались.
Потом мне разрешили немного подремать на диване. Не иначе как доктор сделал мне инъекцию против излишней восприимчивости. Проснувшись, я увидел инспектора Томека. Он сидел рядом со мной с видом заботливого старшего брата. Разве что за ручку меня не держал.
— Так вот вы какие! — воскликнул он и громко рассмеялся. — Всего один раз пережили то, через что мы проходим каждый день, и уже нервишки не выдержали.
Я закрыл глаза, чтобы избавить себя от этой кошмарной сцены. Напрасно.
— Выше голову, Ян, нам уже удалось на него выйти, — утешал меня Томек. — Мы идем по горячим следам, можно сказать, по раскаленным. — Ему так понравилось это выражение, что он снова захохотал. — Завтра вы увидите их крупным планом в ваших газетах. Покойник еще не остыл, а два его совсем тепленьких дружка не имеют надежного алиби. — Он постучал по краю дивана, давая понять, что разговор окончен.
— Я могу здесь остаться? — спросил я.
Это прозвучало так жалобно, что я смутился.
— Разумеется, Ян, выспись хорошенько. Ты переутомился. Синдром эмоционального выгорания — так они это называют. — Томек собрался уходить, но вдруг произнес: — Да, и еще одно. — Он строго посмотрел на меня. — У тебя есть лицензия на оружие?
— Нет, — ответил я.
Он поднял указательный палец и несколько раз медленно покачал им из стороны в сторону.
Около полуночи я проснулся. «Весь взмокший от пота», — как пишут в девяноста из ста детективных романов. Мне снился сон, который мучил меня постоянно: будто бы я кого-то убил, а труп спрятал в подвале. Ухудшения своего состояния я практически не чувствовал. Я находился в пустом медицинском кабинете полицейского участка, пропахшем оружейным маслом и лекарствами. Здесь обрабатывали подозреваемых, что, по мнению полицейских, само по себе являлось частью возлагаемого на них наказания. Среди преступников попадались и безобидные провокаторы, помогающие полицейским выпустить пар. Я сам часто писал о таких.
Прежде всего я подумал о том, что до сих пор нахожусь не в камере. То есть они терпели мое пребывание в участке, но так и не взяли под стражу. Значит, мне нечего здесь делать. Надо отсюда бежать и как можно скорее. В кабинете секретаря горел свет. Голос Рода Стюарта звучал жалко, это все равно что повторять ритуал погребения только потому, что первый раз получилось красиво. Двое сонных полицейских слонялись без дела.
— Выспались? — спросил меня один.
— Да, спасибо, — ответил я, следуя привычке благодарить за дурацкие вопросы. — Приятного дежурства! — пожелал я на прощание, потому что мне было уже все равно.
Второй взглянул на часы и сделал какую-то отметку в бумагах.
Я покидал участок с совершенно пустой головой. Ни одна из клеток моего мозга не работала. Однако моя машина подобрала меня, и мы поехали, не теряя надежды достигнуть цели нашей поездки. Где-то под задним пассажирским сиденьем до сих пор лежали ключи. Ведь у меня была квартира, совсем недавно, меньше сотни часов назад. «Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь», — повторял я.
Я направился бы домой, если бы меня там ждала Делия. Нет, тогда бы я не шлялся по городу, заставляя ее ждать. Она не должна была ждать и никогда не делала этого. Но мы отвернулись друг от друга в поисках людей, с которыми можно было бы начать новую жизнь. Нам захотелось опереться на кого-нибудь, с кем-нибудь обняться, куда-нибудь причалить, выплакаться.
Так получилось, что я снова оказался у дверей бара Боба. Я вошел, оставив машину обеспечивать мне прикрытие. В зале стоял запах, какой распространяет пепельница с плохо затушенной сигаретой. Завидев меня, Боб испугался, решив, наверное, что встреча со мной предвещает очередного покойника. Опершись руками о барную стойку, я заказал пол-литра блауэр цвайгельт.
