Я покачал головой:
— Я действовал в одиночку.
— Уверены?
Нет лучшего вопроса, чтобы заставить человека засомневаться. Тем не менее я кивнул.
— Кто мог быть заинтересован в том, чтобы уничтожить ваши доказательства?
— Никто.
— Точно?
Черт возьми, я просто убежден в том, что теперь это не имеет никакого значения!
— А кто устроил спектакль с убийством по просьбе жертвы? Откуда взялись свидетели? Кто состряпал переписку по электронной почте? — продолжил допытываться он.
Михаэль Фабиан задавал сложные вопросы. Я не знал, с какого конца мне подобраться к решению загадки. В хорошем детективном романе мы с ним, дружно взявшись за дело, распутали бы этот клубок.
— Мне пора, — сказал я.
На прощание он крепко пожал мне руку.
— Мне кажется, я догадываюсь, что хранилось в той ячейке, — заметил он.
— Вряд ли вы ошибаетесь, — проговорил я.
Никто из нас ни разу не улыбнулся. Мы уважали друг друга.
Охранник отпер дверь моей камеры. Он дал мне пару часов, чтобы проститься с местом моего предварительного заключения. Я лег на спину, наблюдая, как поток воздуха из вентиляционного отверстия под моей кроватью гоняет похожие на сахарную вату пыльные комки. Я думал о том, как мне пережить вторую стадию моей апатии, и вдруг заметил на полу что-то белое. Предмет показался мне знакомым, хотя я не мог вспомнить, что бы это могло быть.
Я полез под кровать и достал оттуда разорванную салфетку, которая провела на моей подушке не одну ночь. Наверное, она незаметно слетела, а я со временем забыл о ней и о послании, которое было на ней написано. «Бразилия».
Я вдруг понял все. И любой врач зафиксировал бы у меня сейчас появление пульса. Одной свидетельницы на суде не хватало. Она одна не участвовала в спектакле и проигнорировала процесс. Юная Беатриче, официантка из бара Боба. Это она была той миниатюрной шатенкой, что беседовала с моей чемпионкой по прыжкам в воду. Это у нее, маленькой черноволосой официантки, я, в стельку пьяный, провел вторую ночь после убийства.
Осторожный стук в дверь прервал мои размышления. В замке повернулся ключ, лязгнул засов. На пороге появилась еще одна фигура, принадлежащая промежутку между моим навсегда похороненным прошлым и несуществующим будущим. Словно актеры выходили на поклон один за другим по окончании спектакля.
Это был господин Вильфрид, бескровный Граф, охранник из третьего корпуса. Он провожал меня к Хелене, когда та еще не опустила руки в отчаянных попытках спасти меня.
— Вы готовы? Можно ехать? — спросил он.
Я не смог сдержать смех. Это напоминало мне «Лесного царя» Гёте или пьесу Гуго фон Гофмансталя «Имярек». Сама смерть является за главным героем — излюбленный прием многих лишенных воображения романистов и драматургов. Граф действительно походил на посланца ада. И скоро кони, погоняемые его безжалостной плеткой, умчат меня сквозь ночь и ветер в царство дьявола. Ужасное клише! Это ли не лучшее доказательство тому, каким провальным романтическим героем я был?
Разумеется, я последовал за ним. Сейчас я готов был выполнить любой приказ. У меня не осталось дел, которые нужно улаживать. Моя дальнейшая жизнь не нуждалась в моем участии. И появление Графа свидетельствовало о том, что я вплотную приблизился к заслуженному концу.
Мы покинули тюрьму через черный ход. Несколько дождевых капель упало мне на затылок и лоб. Они были холодными и навевали мысли о плохой весне. Я устроился в ожидавшей меня машине. Граф сел за руль, и автомобиль медленно тронулся с места.
— Куда мы едем? — спросил я, нарушив молчание.
Он не ответил, потому что знал, что я уже обо всем догадался. Меня ожидало прекрасное путешествие! Свобода за окном больше ничего не значила. И дождь барабанил по крыше.
